Квантовая революция. Как самая совершенная научная теория управляет нашей жизнью

Эверетту было приятно, что Девитт заново привлек внимание к его идеям. Его самолюбие тешило то, что его собственная теория обсуждается на страницах тех самых научно-фантастических журналов, которые он всю жизнь читал. «Я, разумеется, согласен с тем, как Брюс Девитт представил мою теорию, – писал Эверетт. – Если бы не его усилия, она вообще никогда не была бы представлена»[659]. Но остается неясным, верил ли сам Эверетт в буквальную реальность множественных миров, предполагаемых его интерпретацией, как верил в нее Девитт. Вскоре после отъезда из Принстона Эверетт некоторое время переписывался с Филиппом Франком, одним из основателей позитивистского Венского круга. Из их писем видно, что оба они разделяли похожие философские взгляды. «Я вижу, что вы выражаете точку зрения на природу физической теории[660], почти идентичную той, которую и я независимо развиваю в последние несколько лет», – писал Эверетт Франку в 1957 году. Неудовлетворенность Эверетта копенгагенской интерпретацией относилась не столько к каким-либо его обязательствам перед реализмом, сколько к тому, как иррационально и противоречиво в ней используется уравнение Шрёдингера. Проблема измерения представлялась Эверетту очень серьезной даже под позитивистским углом зрения. Когда происходит коллапс? Почему уравнение Шрёдингера в каких-то случаях применимо, а в каких-то нет? Ясно было, что Франк всем этим тоже обеспокоен. Он отвечал Эверетту: «Мне никогда не нравилась традиционная трактовка “измерения” в квантовой теории, согласно которой дело выглядит так, как будто измерение – это разновидность факта, существенно отличающаяся от всех других физических фактов»[661]. Вместо того чтобы спасать реализм, к чему стремились Бом, Шимони и другие, Эверетт просто хотел заделать эту дыру в физике и получить от этого удовольствие. «Ему нужен был быстрый и краткий проект для диссертации, а возня с проблемой измерения его смешила», – говорил биограф Эверетта Питер Бирн[662].

Эверетт еще много лет продолжал интересоваться основаниями физики, но с тех пор, как он защитил докторскую диссертацию, он никогда больше ничего не публиковал на эту тему. Он никогда не говорил об этих проблемах публично – он вообще ненавидел публичные выступления – и даже с друзьями и коллегами делился своими мыслями крайне редко. Когда Дон Райслер, физик, защитивший диссертацию по основам квантовых принципов, устраивался на работу в компанию Эверетта, тот смущенно спросил у новичка, знаком ли он с интерпретацией на основе относительного состояния. Райслер тут же понял, что перед ним тот самый Эверетт. Он признался, что слышал об этой теории. Впоследствии они стали большими друзьями, но о квантовой физике больше никогда не разговаривали[663]. Даже когда идеи Эверетта получили широкое распространение, их часто встречали насмешками или уничтожающим пренебрежением. Физик и философ Эвелин Фокс Келлер, писавшая о «когнитивном вытеснении в современной физике», отмечала, что многомировая интерпретация «демонстрирует замечательную изобретательность» в решениях, которые она предлагает для проблемы измерения и других квантовых парадоксов. Но, заключает она, «за это уплачено – уплачено ценой серьезности»[664]. Однако впереди Эверетта ждала новая волна критики, и не откуда-нибудь, а со стороны старого союзника.

* * *