Квантовая теория любви

Оживились мухи и мотыльки, слетевшиеся к лампе на свет. Насекомые никак не могли постигнуть, откуда взялся аромат сада, если самих цветов не видно? И все-таки — чем не повод для танца, почему бы не покружиться друг перед другом? Лео завороженно наблюдал за ними и видел свое сходство с букашками. Вот две мухи сцепились в воздухе, медленно опустились, разошлись, взмыли к потолку, опять припали друг к дружке и снова упали.

Как похоже на людей, на него самого. Найти себе пару — что может быть важнее?

А вдруг Элени сейчас — муха? Или муравей?

Лео вдруг вспомнилась недописанная диссертация, поджидающая его дома. После получения диплома по биологии он пошел работать ассистентом в институт зоологии под начало профессора Лайонела Ходжа, мировой знаменитости, выдающегося специалиста по поведению муравьев. Поначалу Лео не находил в работе ничего особенного, но вскоре высокоорганизованная жизнь муравьев захватила его, и он решил избрать ее темой диссертации. Сможет ли он вернуться к науке, да и вообще к нормальной жизни? Мир для него теперь совсем не то, что прежде.

Незаметно для себя Лео заснул и пробудился только утром. Он в одежде, свет не выключен. Ночью к нему опять приходила Элени, и сон его был безмятежен — ведь любимая была жива и здорова, а ее смерть ему просто померещилась.

Не доверяйте снам — утро настает всегда.

Лео принял душ и надел чистое белье — по привычке. Заняться ему было нечем, идти никуда не надо, и он весь день напролет читал дневник Элени. Теперь он вспомнил почти все — за исключением нескольких минут сразу после аварии.

Наверное, Элени погибла у него на глазах, после чего он и отключился. Иначе откуда он мог знать, что она умерла — доктор еще и двух слов не успел сказать?

А что, если ее последние минуты внезапно всплывут в памяти — и ужас уничтожит его? И неизвестно, что хуже — вернувшаяся память или полное беспамятство.

Понедельник. Лео и Селеста опять в морге. Элени извлекают из металлического ящика. Контейнер с лиловым покойником опять выехал из стены. Бунтарь выиграл — служащий даже не пытается задвинуть его обратно.

Тележку с Элени откатили в соседнюю комнату, и Лео принялся ее одевать, достал из пакета длинную серую юбку и голубую блузку, ту самую, что поливал духами. В последний раз он коснулся ее ледяной кожи. Плоть вроде стала более мягкой и упругой — из-за бальзамирования? Лео не торопился, тщательно, с любовью натягивал одежду на ставшее податливым тело, разглаживал складки. Когда Элени была полностью одета, он попросил Селесту нанести макияж. Он бы и сам это сделал, просто он никогда раньше этим не занимался, а потому боялся напортачить.

Селеста запудрила царапину на щеке, наложила румяна, подкрасила губы ярко-красной помадой, подвела закрытые веки. У смерти свое тщеславие: спрятать истерзанное тело, скрыть раны, придать торжественное выражение искаженному страданием лицу.

При жизни Элени никогда не пользовалась косметикой, сейчас это оказалось обязательным. В гробу полагается быть красивой.

Элени перевезли в ближайшую похоронную контору, где поместили в специальный металлический гроб, соответствующий всем требованиям авиакомпании. Запаивать гроб в помещении запрещено правилами безопасности, и покойнице пришлось перенести еще одно унижение: через заднюю дверь ее вынесли на автостоянку.

Лео вынул из кармана мужскую голову, вложил в руку Элени, сжал ледяные пальцы вокруг скульптуры. Женскую головку Лео сунул себе в нагрудный карман против сердца.

Наклонившись, поцеловал Элени в лоб.

— Karthiamou, спасибо, что любила меня.

Судьба разлучила их навсегда. Теперь Элени далеко, пробирается через неведомый тайный лес, куда Лео путь заказан. Но между ними все равно остается связь, словно между Луной и Землей. Пройдет время, и они встретятся, чтобы более не разлучаться.

Что такое жизнь перед вечностью? Краткий праздник, не более того.

На лицо ее капнула слеза, и Лео отошел в сторону. Гробовщики приподняли тяжелую металлическую крышку и установили на место. Начался процесс запаивания, и скоро Элени уже уподоблена сардине в консервной банке.

9

Четверг. Утро. Три понурившихся, раздавленных горем человека — Лео, его отец и Александрия — ждут прибытия рейса в пункте получения грузов афинского аэропорта. Лео прилетел накануне. Матери Лео с ними нет — как она ни просила, ее не отпустили с работы.

Все трое молчат. На табло против рейса из Франкфурта мигает надпись «по расписанию». А еще минуту назад Александрия изводила Лео расспросами — в скорби нет полноты, если не знаешь подробностей смерти дорогого тебе человека. Вокруг всякой кончины громоздятся справки, документы, протоколы вскрытия и тому подобный вздор. Самого факта смерти недостаточно, его необходимо на разные лады подтверждать. Лео терпеливо изложил Александрии, что видел сам и что рассказали официальные лица. Только о двух своих словах — «сядем впереди» — он умолчал. Это его тайна, его открытая рана, саднящая невыносимой болью.