Квантовая теория любви

— Ну наконец-то. Ушам своим не верю. Я тебе звонила тысячу раз. Не прошло и месяца, как ты ответил. Мне бы злиться, а я польщена. Знаю ведь — больше ты не звонил никому.

Это Ханна — стройная, с пепельными волосами, белозубой улыбкой и высокими скулами. Когда-то — давным-давно, чуть ли не в самый первый день пребывания Лео в университете — они познакомились в очереди в столовой. Студенты на первом-втором курсе легко сходятся и расходятся, но их с Ханной дружба выдержала проверку временем. Когда они с Элени отправились в Южную Америку, в их двухэтажную квартиру в Кэмдене вселилась Ханна.

— Что, нашлась потерянная записная книжка?

— Прошлой ночью я видел сон, связанный с тобой.

— Повезло тебе. Эротический, я надеюсь?

Лео рассмеялся.

— Нет, сон был только связан с тобой. Сама ты мне не снилась.

— Как интересно. Опять про меня начнут сплетничать? Сижу тут недавно на работе в туалете, и заходят Джанет и Лилли. Только я взялась за бумагу, как Джанет говорит Лилли: Ханна спит с пузаном Марком. У него и правда намечается животик, хотя Марк такой живчик. Волосатенький-мохнатенький, впору депиляцию проводить. Девицы от него писают крутым кипятком, готовы содрать с него одежду и вылизать с головы до ног. Извращенки. Но я-то сама невинность. И он совсем не в моем вкусе. Богом клянусь, я его пальцем не трогала.

Какое облегчение, оказывается, приносит пустая болтовня! Ханна обладала редким даром превращать пустой треп в оружие против тоски.

— Ну меня-то тебе убеждать не надо, Ханна. Еще в колледже на тебя вечно возводили напраслину.

— Да? Кто, когда? Фамилии? И кого еще я окучивала?

— Помнишь, нам читал лекции по антропологии Джек Данфи? Так вот, ты забралась к нему под стол. А он сидел и лыбился.

— Я уронила ручку, и она закатилась ему под стол. Все так по-дурацки получилось, вот он и засмеялся. Неужели люди всерьез думали, что я запала на Данфи? Ужас какой. За кого они меня держат, почему легко верят во все эти непристойности? А, Лео?

— Может, потому, что ты улыбаешься незнакомцам? Или потому, что по тебе сохнут мужики? Честно говоря, не знаю.

Ханна фыркнула:

— Мужики! Вот уж с кем у меня не складывается. Дольше пяти месяцев со мной не выдерживают. В глазах всех идеальной парой были ты и Элени. Поодиночке о вас даже не говорили, только вместе. Вы были живым доказательством, что любовь существует. Такая трагедия. Мне тебя так жалко.

Ханна на мгновение умолкла.

— Ну а что там за сон про меня?

Лео вздохнул.

— Последнее время мне все снится Элени за каким-нибудь привычным занятием: танцует, катается на велосипеде, поет… И у меня появляется чувство, что она жива. А потом она ускользает и все становится на свои места. Появлялась она и прошлой ночью. Посмотрела на меня и произнесла твое имя: «Ханна». И пропала.

Ханна хихикнула.

— Только мое имя? И больше ничего? Никаких там «Ханна трахается с архиепископом Кентерберийским»? Странно. И что это значит, как ты считаешь?

— Поначалу мне показалось, что в ее словах кроется глубокий смысл. Но вот я говорю с тобой и понимаю, что она хотела сказать только одно: позвони Ханне, уж она тебя развеселит. И оказалась права.

— Чудесно. Значит, и я на что-то сгодилась. Скажи-ка, когда ты возвращаешься в Лондон?

— Завтра, — неожиданно для себя ответил Лео.

Следующий день. Сгибаясь под тяжестью рюкзака, Лео поднимается по ступенькам в свою старую квартиру, — не так давно они спускались по этим ступеням, полные предвкушений от предстоящего путешествия, которое разлучит их навсегда. И вот он возвращается один, и как же гнусно на душе.

У дверей Лео поджидала целая процессия, хотя он бы предпочел войти в квартиру без свидетелей и позволить воспоминаниям накрыть себя с головой. Чарли обнял его так, что у Лео перехватило дыхание, здесь и Стейси с Карен — самые близкие подруги Элени, — и Ханна, которая вместо того, чтобы поцеловать, сильно бьет его по плечу.

— Это тебе за то, что раньше не позвонил.

В прихожей штабель коробок, к ним, похоже, никто не прикасался. Лео невольно вздрагивает. В этих коробках — вся их с Элени жизнь. Маленькие подарки, письма, одежда, фотографии и книги — все, что накопилось за три года. Сама мысль, что придется во всем этом копаться, кажется Лео невыносимой. В Эквадоре он с трудом мог смотреть на одежду Элени. Но вместе с тем ему ужасно хочется перечитать ее письма, перебрать фотографии, просеять, прочувствовать заново сладкие минуты, — так ребенок, прыгая с камня на камень, вновь и вновь пересекает ручей.