Квантовая теория любви

На некоторые улицы, особенно те, где стояли казармы, простому обывателю лучше было не соваться. Утром найдут в сточной канаве еще один труп с вывернутыми карманами, вот и весь разговор. Мы-то, конечно, об этом понятия не имели и, как оказалось, сунулись в самое пекло. Еще удивлялись, чего это хозяин постоялого двора так нам обрадовался. И согласился, что заплатим потом (денег у нас было негусто), и не стал приставать, почему Кирали говорит по-немецки… Постояльцев-то, кроме нас, не было, и, как видно, давненько.

Надо было чем-то платить за жилье. Вырежу из дерева фигурки и продам на базаре, предложил я. Кирали заявил, что есть занятия куда более прибыльные.

— Воровать, что ли? — спросил я. — Так ведь поймают и отправят обратно в Сретенск.

Мы поругались, и Кирали отправился на промысел один. Оружия при нем не было никакого. Разве что выструганные мною костыли.

Вечером с улицы донеслись жуткие крики. Я выглянул в окно. Во мраке сцепились двое. Узнав голос Кирали, я схватил топор и бросился к двери.

Дорогу мне заступил хозяин:

— Вам жизнь не дорога?

Я оттолкнул его и выскочил на улицу. Кирали лежал на земле. Над ним склонился солдат с ножом в руке. В свете луны сверкнуло лезвие — оно было в крови. Подняв топор над головой, я кинулся к солдату. Заслышав топот, тот повернулся ко мне лицом. Повезло мерзавцу: метил-то я в голову, а удар пришелся по руке. Он взвыл, схватил с дороги какой-то предмет и бросился наутек.

Тем временем Кирали, смачно ругаясь по-венгерски, поднялся на ноги и принялся шарить вокруг.

— Сволочь, спер мою сумочку, — донеслось до меня.

Тебе смешно, Фишель? Смеюсь вместе с тобой. Ха-ха… хотя мне нельзя. Больно. Ну а тогда мне и вовсе было не до смеха. Я ужасно разозлился на Кирали.

— Вечно ты во что-то вляпаешься, — заорал я. — Сволочь-то сволочь. Только откуда у тебя сумочка?

— Нашел.

— Где?

— Да так. Ну, висела у одной дамочки на плече, всеми забытая и заброшенная. Ты не расстраивайся. Я еще и кошельки нашел, нам в хозяйстве пригодятся. Отведи-ка лучше меня домой. Не видишь, мне больно.

В сенях керосиновая лампа высветила порез у Кирали на животе.

— Не обращай внимания, — сморщился он, — это только царапина. Нога — вот что меня убивает.

У него опять пошла кровь из отрубленных пальцев.

Хозяин бросился за тряпкой, попробуй потом отмыть пятна с половика.

— Нам нужен врач. Не знаете, к кому обратиться? — спросил я.

Хозяин почесал лысую голову, вздохнул и вымолвил:

— Только безумец сунется на эту улицу ночью. Да и днем ее обходят стороной. А доктор… никто сюда ночью не пойдет.

Завтра же духу моего здесь не будет, решил я.

— Вы бы нас хоть предупредили, — упрекнул я хозяина. — Переночуем у вас — и до свидания.

— С такой ногой он недалеко уйдет, — возразил тот. — Поживите, пока раны не затянулись. А к доктору я его завтра отвезу. Хороший человек, лишних вопросов не задаст.

— О чем это вы лопочете? — тоскливо осведомился Кирали.

Я промолчал.

Каково ему придется без меня?

В ту ночь мы сыграли нашу последнюю партию в шахматы. Кирали еще ведать не ведал, что я ухожу. Меня мучила совесть, и я не знал, как ему сказать.

Через час я загнал себя на доске в безнадежную позицию.

Интересно, Кирали заметил, что выиграл?

Ну еще бы. Вон как улыбается. Хоть играл он вообще-то неважно, тут и болван бы заметил, что мне мат в два хода.

Я опрокинул своего короля, и шахматная фигура покатилась на пол.

Франц радостно заорал и, забыв про свою больную ногу, в восторге запрыгал по комнате.

И вдруг замер с мрачным лицом.

— Ты специально поддался?

— Нет, конечно.

— Врешь. Ты нарочно.

— Зачем мне врать? Думаешь, мне радостно смотреть, как ты прыгаешь по комнате, точно боров-производитель, которому только что поставили клеймо?

Кирали осекся. Видно было, что он колеблется, верить мне или нет? В следующую секунду он сидел на мне верхом, изрыгая венгерские ругательства и брызгая слюной.

— Зачем ты поддался мне, сволочь такая? Благодетель нашелся!

Я стряхнул его с себя.

— Надо же было чем-то тебя порадовать перед расставанием. Утром я ухожу.

Глаза Кирали наполнились слезами. То ли он был тронут моим отношением, то ли его огорчала предстоящая разлука? Не глядя на меня, Франц вышел из комнаты.

Я разделся и лег. Когда он вернулся, не знаю.

Поутру он молча наблюдал, как я собираю вещи. Руки он мне на прощанье не подал.

Больше мы с Францем Кирали не виделись.

После войны Франц частенько мне вспоминался. Какая судьба его постигла?

И я написал в Иркутск на адрес постоялого двора.

Как ни удивительно, он так там и осел.

Мы пару раз написали друг другу, но переписка наша скоро прекратилась. Очень уж мало общего было между нами.