Квантовая теория любви

— Вы удивлены, друг мой? Вам интересно? Слова больше не скажу, пока не пообещаете погостить у меня пару деньков. Я вам много чего могу поведать. Из еды имеется борщ и пирог с мясом. Бельчатина, правда, ну да не беда. Соглашайтесь, право слово.

И я прожил у него целых четыре дня. Мы кололи дрова, складывали в поленницы, охотились и читали. Для человека небогатого у Олега была великолепная библиотека. Он наверстывал упущенное — в юности за делами читать приходилось урывками. По вечерам он потчевал меня народными сказками и песнями.

И только в последнюю мою ночь под его кровом он рассказал мне кое-что о себе.

— Большую часть своей жизни я прожил в бедности, друг мой. В твои годы я тоже мечтал о многом. О славе. О власти. Ради этого я работал как проклятый, ради этого подался из купцов в политики. Но большой известности не снискал. Жизнь меня научила: в России правда всегда на стороне сильного, бессовестный держит верх над благородным, рвач пользуется уважением у бедных и только продажного допустят до власти. Вот к ней-то я и рвался, правда, поклялся себе, что употреблю ее во благо других людей. Только путь к власти извилист и тернист. За каждодневной мелкой суетой идеалы забылись. Да, я подчинил себе местную думу, но тем только нажил непримиримых врагов. И я погряз в трусливых интригах, лишь бы защитить себя и свое положение. Ничье благо меня больше не заботило.

Я решил заняться тремя своими сыновьями, воспитать их настоящими патриотами. И тоже не преуспел. Они не хотели мне подчиняться, презирали меня. Тут заболела моя жена. На смертном одре она призналась мне, что в ее глазах я уже давно низко пал, превратился в мелкого тирана. Так-то вот: мечта моя сбылась, кое-какая власть была в моих руках. И она принесла мне только горе.

Всего этого я вынести не мог. Никто меня не понимал, никому я был не нужен. Я удалился от дел, какое-то время колесил по стране, пока не осел здесь. В тишине, в уединении я стал прислушиваться к голосу сердца. И я понял, что мы властны только над самими собой. Распространять свою власть на других мы не вправе, как бы не был велик соблазн, иначе жизнь жестоко с нами посчитается. Так я очистил свою душу. Ведь мне немного осталось. Это у тебя все еще впереди.

Я долго смотрел на тлеющие угли костра. Увижу ли я когда-нибудь Лотту вновь? Ведь будто весь мир сговорился против нас. Хватит ли у меня сил дойти?

— Мне страшно, Олег. Еще пол-России лежит передо мной. Я так устал. — Вот и все, что я смог сказать.

Поутру Олег поднялся спозаранку. Меня разбудил аромат свежевыпеченного хлеба. На столе пыхтел самовар. Олег сунул мне в ранец три каравая хлеба и наполнил фляжку свежей водой.

Обильный завтрак — и мне пора в путь.

Мы обнялись.

— Вот тебе еще притча на дорожку, — произнес Олег. — Охотник отправился в лес, чтобы добыть оленя. Вскоре оказалось, что охотника по пятам преследует тигр. Охотник в ужасе пытается убежать и проваливается в яму-ловушку, которую сам и устроил. Он успевает ухватиться за корень, смотрит вниз и видит на дне ямы целый клубок ядовитых змей. Он смотрит вверх и видит тигра, тот караулит его у кромки. Корень, за который охотник ухватился, качается, трещит и вот-вот оборвется. И тут до его ушей доносится жужжание. Мимо пролетает пчела и роняет капельку меда на торчащую из стенки ямы травинку. И охотник, которого ждет неминуемая смерть, высовывает язык и слизывает тягучую каплю, полную сладости жизни. Как бы ни было тяжело, Мориц, толика меда найдется всегда. Удачи.

Дорога моя шла через Абакан в Кузнецк. Но я уже был немного другой — слова Олега запали мне в душу. Я уже не старался так торопиться, мне стали любопытны места, по которым я проходил, люди, что попадались на пути. И, как ни удивительно, странствие даже стало приносить радость.

Как выяснилось, недолгую: в грязном, продымленном Кузнецке не было ровно ничего хорошего.

Итак, я шел уже полгода — а вокруг меня по-прежнему простиралась Сибирь.

Чем дальше к западу, тем пестрее делались политические взгляды. Большевики отчаянно сражались за умы сибиряков, но особым расположением не пользовались. Зажиточным местным крестьянам не по сердцу были провозглашаемые радикальные перемены, не то что бедноте европейской части России. Но по иронии судьбы именно сельские богатеи, придерживая свой хлеб в амбарах в ожидании настоящей цены, способствовали приходу большевиков к власти. А хлеба с востока хватило бы на всю страну. Керенский издавал одно грозное распоряжение за другим — положение с зерном ни капельки не улучшалось. В городах начался голод — а деревня объедалась. Солдаты бежали с фронта толпами. В Москве и Петрограде популярность большевиков была чрезвычайно высока.