Квантовый ум. Грань между физикой и психологией

Клаус любил окружавших его животных и восхищался ими, однако это чувство не вступало в противоречие с его охотой. Я не могу это объяснить. Если вы охотитесь только ради пропитания, то смерть составляет часть процесса. Таким образом, охота может быть частью природы.

Сам я не интересуюсь охотой, однако знаю, что все происходящее в процессе сновидения лежит за пределами жизни и смерти. Причина состоит в том, что происходящие события составляют часть того непостижимого пути сердца. Путь, который «ощущается как правильный» – это сновидение. Путь сердца – это путь наименьших усилий, наибольшего энтузиазма и чувства непринужденности.

Если вы следуете пути сердца, то больше нет «того мрачного молчания обо всем… что действительно дорого нашему сердцу, что действительно имеет для нас значение». Отношение к процессам НОР с сердцем, уводит нас за пределы мира наблюдателя, за пределы жизни и смерти, в сферу квантовой волновой функции и сновидения.

Охота за сигаретами в психологии

Охоте, то есть следованию чувственному, необщепринятому опыту лучше всего учиться у отшельников, шаманов и психотерапевтов. Охота трудно поддается теоретическому формулированию в словах. Возможно, именно поэтому Юнг очень мало писал о теории сновидений; он говорил, что нет никакой теории сновидений, которая бы работала в течение длительного времени⁵.

Работы Юнга, вошедшие в 8-й том его собрания сочинений, оказали сильное влияние на сообщество его последователей. Хотя Юнг говорил, что не должно быть какого-то одного метода работы со сновидениями, со временем многие терапевты разработали определенный стиль работы со снами, при котором сновидец рассказывает сон, а затем терапевт спрашивает его о символах и ассоциациях с образами. Сон считается компенсацией для повседневной жизни⁶. Сегодня этот тип работы со сновидениями получил широкую известность и распространился по всему миру. Люди редко вспоминают, что именно Юнг был автором этого непатологического подхода к сновидениям.

Одна из учениц Юнга, Барбара Хана, не придерживалась какого-либо конкретного метода работы со сновидениями. Однажды она рассказала мне, что Юнг велел ей следовать ее собственному методы, что для нее означало «следовать бессознательному». Когда я впервые с ней познакомился, она была английской леди без малого восьмидесяти лет от роду, и была самым радикальным терапевтом из всех, у кого я учился. Например, она любила говорить: «Я – юнгианский терапевт, хотя и не понимаю сновидений». Она говорила: «Если вы хотите знать, что означает сон, спрашивайте кого-нибудь еще». В сообществе, делавшем такой сильный акцент на сновидении, это было весьма радикальное заявление.

Барбара учила меня ценить то, что я теперь называю «следованием сердцу» в процессе сновидения. Сама она всегда могла вскочить и что-нибудь выпалить, если ей так хотелось. Она была очень реальной женщиной и волшебницей лучшего и самого древнего стиля. Когда я работал с другими терапевтами, то впоследствии обычно мог рассказать, что при этом происходило. Поле сеанса я мог лучше понимать себя. Но после работы с Барбарой Хана я бывал абсолютно сбитым с толку и не мог понять, как она обнаруживала такие вещи, которые я никогда не хотел раскрывать.

Когда я во второй раз пришел к ней в Цюрихе на сеанс терапии, она сидела в чопорной английской обстановке, которая казалась мне пришедшей прямо из Англии начала XVII в., примерно из времени Исаака Ньютона. Ее комната была декорирована так, будто мы жили 300 лет тому назад. В то время она казалась мне старой; мне было всего двадцать с небольшим. Я только что закончил МТИ в Бостоне и был полон рациональных мыслей. Я думал: «Ох, нет, это будет очень неловкая ситуация».

Я сел для анализа, готовясь к худшему. Она уселась прямо рядом со мной, и мы начали разговаривать. В ее кабинете была маленькая незаметная пепельница, и в этой пепельнице лежала наполовину выкуренная сигарета со следами губной помады. Я болтал о себе и просто ради разговора заметил: «О, похоже, здесь кто-то курил».

«Ага!» – выпалила она, используя свое второе внимание и неправильно думая, что я мог использовать свое. – «Так вас интересует та сигарета!»

«Да нет, не особенно», – защищаясь, возразил я, маргинализируя тот факт, что сигарета, несомненно, на мгновение привлекла мое внимание. Она ухватилась за эту сигарету, как охотник, загоняющий лису. «И что же именно вы видите в той сигарете?»

Что я мог сказать? Я сдавленно пробормотал: «Ну, я вижу след губной помады». Помоему мнению, весь этот разговор зашел слишком далеко, и мне был нужен выход. Я искал взглядом дверь.

Она увидела, что я повернул голову к двери, и вцепилась в эту чертову сигарету как кошка в мышь. Она обрушила на меня вопрос: «Так что же происходит с вашей сексуальной жизнью?» Она наступала, шокируя мои чувства юного, белого, наивного, гетеросексуального американца. Заметив мое потрясение, она безжалостно продолжала: «Ладно, так чего вы боитесь?»