Лузитания была многолюдной. И, если «по бедности государством спускалась одна штатная единица научного сотрудника», брали на эту штатную единицу нескольких молодых людей, окончивших университет. Один из близких друзей Юрия Борисовича, Лазарь Аронович Люстерник, прославленный математик, вспоминал, что, когда его оставили в университете научным сотрудником, их было 10 человек на одно место: «Первой по алфавиту была Нина Бари, которая и была зачислена в штат, и получаемую зарплату она делила на десять частей между остальными. После введения твердой валюты это составило по 2 руб. 27 коп. на каждого» [Там же, с. 233].
Никого не пугал тот скудный быт, который их окружал, никто не помышлял о материальных благах. Они жили в атмосфере непрестанных открытий, поисков, находок. Они видели, что происходят вещи, которые им, с их толстовским, гуманистическим воспитанием, казались жестокими, но они верили, что новый класс, который пришел, откроет новое светлое общество.
«Жизнь научной молодежи в первый период была, как правило, нелегкой, — вспоминал Лазарь Аронович Люстерник. — Но молодость есть молодость, и ее физическая молодость совпала с молодостью Советской Республики; наконец, это была и молодость нашей научной школы. И жизнь украшалась выдумкой, шуткой и смехом…» [Там же, с. 214].
Ни одно сборище Лузитании, будь то еженедельные встречи в доме Лузина, где обсуждались новые работы и не решенные еще задачи, будь то празднование Татьянина дня или совместная поездка за город в бывшее имение Трубецких (где теперь санаторий «Узкое» для почтенных академиков), не обходилось без бурного веселья. С серьезным видом делали шуточные доклады, читали пародии. Шнирельман писал сказки в духе Салтыкова-Щедрина. Многие писали стихи. Когда в 1946 г. Люстерник получил Государственную премию за работы по топологическим методам анализа, П. Л. Капица, поздравляя его, сказал, что вторую премию он, безусловно, получит за стихи.
В ходу были шарады, изображаемые пантомимой. Любили рассказывать анекдоты о представителях старшего поколения.
Ставили пьесы, иногда даже оперы. К каждому событию что-то сочинялось, как правило, без всякой подготовки, стихийно. Как-то к пасхе Юрий Борисович Румер (к тому времени уже получивший в Лузитании, как заядлый театрал, прозвище Лапипид Турандотович) с одним своим товарищем (Головачев?) сочинили пародии. Трудно удержаться и не привести их, хотя бы потому, что сегодня пародия стала, скорее, насмешкой. Как правило, она снабжена эпиграфом — вырванными строчками из пародируемого стихотворения, либо неудачными, либо потерявшими смысл вне контекста, а дальше вы читаете чистое издевательство. Настоящая пародия вряд ли нуждается в эпиграфе, по ней вы сразу узнаете пародируемого поэта.