Квантовый возраст

Алиса не захотела остаться в Москве и отправилась с онкелем Фердинандом куда-то под Екатеринбург. Они уезжали с Ярославского вокзала. Румеры пришли провожать их в полном составе. Русский конвой встретил их доброжелательно, офицер сам посмотрел по списку и провел их к нужному вагону. Вагон был первого класса. Проводы эти ничем не отличались от обычных проводов на юг или за границу. И только когда поручик сказал: «Господ отъезжающих прошу садиться», женщины стали плакать. Онкель Фердинанд подошел к Анне Юрьевне и поцеловал ей руку, потом протянул руку Юре, совершенно по-мужски пожал ее и почему-то по-русски, хотя он всегда говорил с ним по-немецки, сказал: «Ты всегда производил на меня впечатление порядочного человека, постарайся и дальше быть таким». Из ссылки Блекеры не имели права писать.

Война продолжалась. К концу 16-го года превосходство Антанты над Германией стало абсолютно явным, Германия оказалась на пороге страшного политического и экономического кризиса и была вынуждена предложить странам Антанты вступить в переговоры о прекращении войны. Но военное командование Антанты не приняло этого предложения и почти по всему театру войны перешло в наступление. В Европе росло революционное движение, усиливались стачки рабочих, во Франции взбунтовались солдаты, начались массовые выступления против войны. В России грянула февральская революция — навсегда было свергнуто самодержавие. Германия пыталась заключить сепаратный мир с Временным правительством, но Временное правительство на это не пошло. Война продолжалась. Приближался октябрь 17-го года.

Глава 5. Петроград и снова Москва

Борис Ефимович Румер принял февральскую революцию почти как закономерность. Он был далек от политики, но, как образованный и прогрессивный человек, верил, что эти перемены к лучшему, и был к ним готов. Плохо было то, что война, нелепая и жестокая, продолжалась. Материальное положение семьи сильно пошатнулось. Компания Ллойда, с которой Борис Ефимович был связан, больше не страховала суда в районе военных действий, и фрахтовать их было очень трудно. Поэтому Борис Ефимович был вынужден переехать в Петроград.

Старшие сыновья, никак не связанные с коммерческими делами отца, остались в Москве. Юра кончал шестой класс реального училища, ему оставался еще один год. Это обстоятельство могло вызвать некоторые осложнения в деле переезда, но все произошло как нельзя лучше.

После революции с царской каторги стали возвращаться ссыльные. Среди них было большое количество интеллигентных людей, иногда целыми семьями. Для детей ссыльных были организованы специальные курсы ускоренного обучения, с тем чтобы они могли быстро сдать полагающиеся экзамены и вступить в жизнь. Борис Ефимович случайно с этим столкнулся и предложил Юре сдать экзамены за седьмой класс экстерном и получить аттестат. А дальше он собирался договориться, чтобы Юру, шестнадцатилетнего, взяли в университет.

Борис Ефимович был уверен, что на хорошего инженера и в университете можно выучиться, и наметил сыну механико-математический факультет, убежденный в том, что слово «механико» является определяющим, а слово «математический» служит главным образом для антуража. Юре только этого и надо было. Он сдал все экзамены за седьмой класс на отлично, и ему был выдан аттестат с отличием об окончании реального училища. В августе 17-го по распоряжению ректора университета («императорского» уже было зачеркнуто) Юра был допущен к вступительным экзаменам. Сдав без труда эти экзамены, он был зачислен студентом механико-математического факультета Петроградского университета.

Трудно себе представить сегодняшний людный, шумный и веселый Ленинградский университет с холодными, нетоплеными коридорами 17-го года, с пустыми аудиториями; университет, в котором никаких регулярных занятий не было, лекции читались по случаю. А студенты, оставаясь во все времена студентами, все-таки жили жизнью своей альма матер. Они приходили сюда, слонялись по коридорам в поисках каких-нибудь лекций или какого-нибудь общения и чаще всего оседали в библиотеке.

Университетская библиотека славилась своим богатством. И молодые люди выкапывали там интересные книги не только по математике или физике. Там были прекрасные переводы Хафиза, Саади, Омара Хайяма на французский и немецкий языки.

А за стенами университета уже бушевал октябрь 1917 г. «Один раз я слушал Коллонтай, как она выступала на митинге, один раз Ленина. Больше не пришлось, но все-таки это у меня осталось», — вспоминает Юрий Борисович.

С первых же дней своего студенчества Юра подружился со своим сверстником Борисом Венковым. С Венковым было интересно. Он легко ориентировался в теории чисел, которая Юре казалась магией, знал историю науки, историю литературы и тоже увлекался Востоком. Знакомство состоялось у самого входа в университет. Юра увидел лопоухого, похожего на него самого мальчика, только наголо стриженного. Мальчик сидел на ступеньках и писал какие-то формулы.

— Простите, вы математик? — спросил у мальчика Юра весьма почтительно.