Квантовый возраст

В доме Бориса Ефимовича часто собирались Блекеры и вся семья Каганов. Дети играли, взрослые долгими вечерами обсуждали неустойчивую политику XX в., неслыханные чудеса техники, которые принес с собой новый век и в которые трудно было поверить. Еще недавно специально ходили вечером на Лубянку, чтобы посмотреть, как освещается эта старая площадь не газовыми, а электрическими фонарями, удивлялись, как быстро вместо конки забегал по рельсам трамвай. И с опаской обсуждали вопрос о том, что, очевидно, придется и дома пользоваться электричеством, но вряд ли это будет уютно и надолго. Так что следует, пожалуй, оставить и керосиновые лампы. И хотя в конце концов электричество прочно вошло в быт, заменило керосиновые лампы, но все-таки все старые агрегаты во многих семьях были оставлены в полной неприкосновенности. В состоятельных домах появились телефоны. Тогда легко было догадаться, кто раньше поставил себе телефон: если у Каганов телефон был 3–18, а у Румера 7–15, это означало, что Каганы решились поставить у себя телефон на несколько месяцев раньше Румеров.

Фердинанд Блекер и Борис Ефимович часто музицировали. Блекер играл на рояле, Борис Ефимович — на скрипке, и всегда одно и то же: либо Моцарта, либо Баха, ибо других композиторов играть не умели или не хотели. Программа менялась, когда к ним присоединялся Каган и возникало трио. Фердинанд Блекер хорошо относился к детям и всюду, где это было возможно, показывал, что почитает их за взрослых людей. Но он не хотел, чтобы его звали по имени и отчеству на русский манер, и он остался для них «онкелем Фердинандом».

У онкеля Фердинанда было четыре сестры^[3]. Все они были прекрасно образованны и хороши собой.

Liebe Алиса, посвятившая свою жизнь семье Бориса Ефимовича, входила в семейный совет, и все вопросы, требующие совместного обсуждения, решались с ее участием. Когда старшим сыновьям Бориса Ефимовича пришло время поступать в школу и Борис Ефимович был склонен отдать мальчиков в коммерческое училище, Алиса настояла на том, чтобы отдать их в классическую гимназию с двумя древними языками. Бориса Ефимовича это немного тревожило, поскольку для детей еврейского происхождения в гимназиях существовала квота. Прежде чем сдавать приемные экзамены, эти дети должны были пройти собеседование с комиссией, в состав которой входил крупный чиновник из министерства образования. Причем квота каждый год устанавливалась не по числу приемных мест, а по числу поданных заявлений.

Первым проходил собеседование старший из братьев, Осип. Он прошел его настолько блестяще, что был освобожден от вступительных экзаменов и зачислен в гимназию вне конкурса. На следующий год картина повторилась. Теперь вне конкурса был зачислен в Армянскую гимназию Исидор, который был младше Осипа всего на 11 месяцев. Братья были совершенно не похожи. Впечатлительный и застенчивый, в любую секунду готовый уйти в себя и замкнуться, Исидор всю жизнь поражал окружающих глубиной своих знаний и нетривиальностью мышления. У Исидора было немного увлечений, но все, чем он увлекался, он изучал досконально. Он прекрасно знал, например, математику, изучая ее самостоятельно, читая труды Гаусса, Римана и Лагранжа в подлинниках. В его переводе появилась первая популярная книга по теории относительности. На хлеб Исидор зарабатывал литературными переводами. Его бросало в разные стороны. Однажды он заявил, что хочет принять православную веру и поступить на военную службу. Но главной целью его жизни была философия. Исидор был истинным философом. К несчастью своему, философом-идеалистом, проповедником философии Тейхмюллера, сыгравшей впоследствии роковую роль в его судьбе. Перед внезапным и бесследным своим исчезновением он был секретарем Троцкого.

Осип Борисович еще в молодые годы стал знаменит своими переводами. Впоследствии он стал выдающимся лингвистом. Знал 26 языков, среди них латинский, греческий, все западноевропейские языки, языки Востока. Он обладал блестящим даром поэта-переводчика, прекрасно знал историю и обычаи народов. Он писал: «Роль переводчика в литературе представляется мне во многих отношениях аналогичной роли исполнителя в музыкальном искусстве». Осип Борисович умер в Москве на 72-м году жизни в ореоле литературной славы, оставив после себя плеяду переводчиков, воспитанных в духе его принципа — «отойти от буквы переводимого произведения для того, чтобы приблизиться к духу и смыслу его» [20, с. 3].

Борис Ефимович был не очень доволен зыбкими, с точки зрения коммерсанта, профессиями старших сыновей и мечтал о хлебной профессии для младшего сына. Борис Ефимович решил, что, если «правильно направлять» мальчика, из него можно будет сделать хорошего инженера. Тем более что мальчик рано обнаружил математические способности и явную антипатию к древним языкам.