Квантовый возраст

1. Нельзя ли обратить особое внимание НКВД на ускорение дела Ландау?

2. Если это нельзя, то, может быть, можно использовать голову Ландау для научной работы, пока он сидит в Бутырках. Говорят, с инженерами так поступают.

                   П. Л. Капица».

Ландау освободили. А Юрий Борисович Румер был в это время среди тех самых «инженеров» — одним из этих «инженеров», чьи головы использовали для научной работы.

«Заявление» профессора Румера Ю. Б. в Президиум Верховного Совета СССР от 12 февраля 1954 г.:

«Я был арестован в апреле 1938 г. и в мае 1940 г. заочно осужден Военной коллегией Верховного суда к десяти годам лишения свободы. Все годы лишения свободы я проработал в качестве специалиста 4-го Спецотдела НКВД на ряде авиационных заводов, возглавляя бригаду вибропрочности. Условия, в которых я находился, позволили мне успешно продолжать мою научно-исследовательскую работу. По истечении десяти лет я был направлен в 1948 г. на поселение в город Енисейск, где получил место профессора Учительского института. По ходатайству покойного академика С. И. Вавилова я был переведен на жительство в город Новосибирск, где работаю сейчас в филиале Академии наук. За время с 1948 г. опубликовал 23 научные работы по физике. В декабре 1952 г. я был вызван в Москву на дискуссию, организованную Академией наук по моим научным работам, в результате которой мне было рекомендовано продолжать мои исследования в области теории элементарных частиц. В сентябре 1953 г. Министерство культуры восстановило меня в правах и званиях профессора и доктора с непрерывным стажем с 1935 г.

Принимая во внимание:

1) что с большинства специалистов 4-го Спецотдела в настоящее время снята судимость,

2) что я нахожусь в расцвете моих творческих сил и что я как ученый стал широко известен физикам и математикам нашей страны, о чем могут засвидетельствовать хорошо знающие меня Герои Социалистического Труда академики И. Е. Тамм и Л. Д. Ландау,

3) что наличие у меня судимости затрудняет мне педагогическую деятельность в вузах и мешает мне передавать мои знания молодежи, прошу Президиум Верховного Совета: снять с меня судимость и восстановить в правах.

                   Ю. Б. Румер» [47].

В самом конце 1954 г., прямо под Новый год, Юрий Борисович получил справку от Военной коллегии Верховного суда СССР:

«Дело по обвинению Румера Юрия Борисовича пересмотрено Военной коллегией Верховного суда Союза ССР 10 июля 1954 г.

Приговор Военной коллегии от 29 мая 1940 г. по вновь открывшимся обстоятельствам отменен, и дело производством прекращено» (Гербовая печать и подпись генерал-лейтенанта юстиции) [47].

Сразу после того допроса, на котором Юрий Борисович охотно согласился работать инженером, он начал думать о науке. Работать инженером — это значило работать за письменным столом или около него, во всяком случае с бумагой и карандашом он дело иметь будет. В Болшеве, куда он попал сразу после Бутырок, дело до работы не дошло. Здесь все еще продолжались допросы, в основном касающиеся научной деятельности до ареста и выяснения пригодности арестанта к тому или иному делу, по-видимому очень серьезному. Юрий Борисович из первых же допросов в Болшеве понял, что дело это — авиация. А о том, что он был в Болшеве, вначале не догадывался. Место это походило на сортировочный пункт: одних привозили, других увозили. Арестанты — народ чуткий, они быстро научились распознавать, кого привезли из тюрьмы, кого долгим этапом.

Однажды, когда Румера вели после очередного допроса через двор, он увидел небольшую группу, очевидно, только что прибывших арестантов. «Этапники», — подумал Юрий Борисович и тут же понял, что выхваченный из этой кучки профиль человека, стоявшего рядом с конвойным, ему знаком. Проявлять интерес не полагалось, но Юрий Борисович не удержался и посмотрел на этого человека еще раз. Человек в это время повернулся спиной, и Юрий Борисович увидел у него на спине сидор с тремя большими буквами АНТ. И Юрия Борисовича как ножом полоснуло — Туполев! Ни вечером в столовой, ни назавтра он не увидел Туполева.

Вскоре Румера самого увезли из Болшева. Везли не очень долго, в закрытом фургоне. Чуткий арестантский слух уловил, как скользнули по окраине Москвы, чуть-чуть еще углубились в городской шум и остановились. Надолго ли? Оказалось, надолго. Это было Тушино. Здесь и начал Юрий Борисович свою «научно-исследовательскую» работу. Кавычки здесь означают просто то, что эта работа состояла из двух совершенно разных частей — явной и тайной. Явная была первой, основной, — работой, которая была поручена ему государством.