Квантовый возраст

Глава 14. Хлебная профессия инженера

Восьмиэтажное здание, огромным каменным полукругом опоясывающее угол улицы Радио и набережную Яузы, казалось Титаном, возвышающимся над скромными двухэтажными застройками ЦАГИ. И судьба этого здания оказалась титанической. Дом на улице Радио начал строиться в первой половине 30-х годов по инициативе Туполева. Здесь он организовал, выделившись из ЦАГИ, опытное самолетостроение, прямо связанное с заводом. Теперь в отличие от академического стиля работы ЦАГИ в ОКБ Туполева создавались и испытывались новые типы самолетов на промышленном уровне. Вот под это ОКБ и строилось новое огромное здание на улице Радио. Здание было построено и оборудовано почти полностью довольно быстро. Все восемь этажей сверкали новизной и светом. Каждый этаж выполнял свою функцию, все делалось на совесть. Здесь работали Архангельский, Мясищев, Петляков, Сухой. Не было никакого понятия о «рабочем дне» — были рабочие сутки и недели, был КОСОС — Конструкторский отдел опытного самолетостроения.

Туполева арестовали в КОСОСе, в его собственном кабинете. И вряд ли те трое, которые вошли в 11 часов ночи в кабинет главного конструктора, подозревали, что именем арестанта, которого они вывели уже за полночь на улицу, и будет называться эта улица. Наверное, довелось летать им на самолетах Ту. Наверное, довелось летать на разных Ту и тем, кто распоряжался, и тем, кто допрашивал, и тем, кто зарешечивал все восьмиэтажное здание КОСОСа. А может быть, и не довелось.

Меньше года потребовалось властям, чтобы затянуть здание изнутри решетками, оборудовать восьмой этаж под тюремную администрацию № 29, устроить седьмой этаж под спальни арестантов, шестой — под столовую, посадить в кабинет Туполева на третьем этаже нового начальника — полковника НКВД Кутепова, бывшего слесаря-электрика, крышу превратить в «обезьянник» — место для арестантских прогулок, вернуть в ОКБ вольнонаемный штат и, наконец, собрать здесь главный мозговой центр, теперь уже в виде арестантов.

Они прибывали сюда из разных мест: из Болшева и Тушина, из тюрем и лагерей. И одеты они были по-разному: одни были уже в синем летном комбинезоне, другие — в тюремной пижаме, а то и в чехле от матраса в сине-белую полоску вместо пальто и в опорках от валенок. Потом их всех одели в синие летные комбинезоны, каждому выделили койку, покрытую байковым одеялом. В столовой стояли столики на четыре человека, покрытые белыми скатертями. Иногда на столиках появлялись цветы. После тюремных конвертов, таежных лагерей и этапов во все это не верилось. И потом, большинство арестантов, а их здесь было больше полутораста человек, были бывшими сотрудниками по ЦАГИ, многие были друзьями. Оторванные от работы, прошедшие через нелегкие испытания, они вдруг снова оказались вместе и снова могли заниматься работой, своей работой, которая была их жизнью. Основной персонал техников, лаборантов, чертежников — словом, всех, кто связан с кропотливой работой огромного конструкторского бюро, был практически прежним. Только теперь в отличие от арестантов они назывались вольняшками — вольнонаемными служащими.

Кроме ведущих авиационников, здесь собрали физиков, математиков, специалистов других областей, от которых мог быть прок. Так попали сюда и чистый физик-теоретик, участник семинара Эренфеста в Петрограде Юрий Александрович Крутков, Петр Александрович Вальтер, математик, Карл Сциллард, венгерский математик, Александр Иванович Некрасов, механик и гидродинамик, Роберт Бартини, авиаконструктор, в равной степени считавший себя физиком и математиком, и Румер Юрий Борисович. Все они были близкими друзьями. Юрий Борисович был среди них самый молодой. Александр Иванович Некрасов, член-корреспондент с 1932 г., пострадавший как американский шпион (его арестовали сразу по возвращении из Соединенных Штатов, где он был в командировке, попал там под машину и пробыл некоторое время в больнице), был в момент ареста заместителем начальника ЦАГИ. С ним и начал работу Юрий Борисович в КОСОСе. В 1945 г. вышла в Гостехтеориздате монография Некрасова и Румера «Теория крыла в нестационарном потоке». В 1952 г. Некрасов получил за эти работы Сталинскую премию. Румер в премии не фигурировал, он в это время был еще бесправным. Но Александр Иванович написал Румеру о премии и просил разрешения прислать ему часть денег, подчеркивая при этом «причитающуюся Вам», но Румер отказался.