Квантовый возраст

Рассказывает Леонид Львович Кербер, «сиделец» Туполева по шарашке, впоследствии его заместитель по оборудованию самолетов:

«Я попал в ЦКБ-29 из-под архангельских лагерей, где около восьми месяцев валил лес. А перед этим была тюрьма, около года; сначала были Бутырки, потом небольшая экскурсия в Лефортово — в жуткие лефортовские кошмары. Из лагеря меня увозили одного, взяли, как полагается к этапу: „Собирайтесь с вещами!“ Везли в переполненном столыпинском вагоне. Именно здесь, в этом вагоне, в „моем купе“, я встретил Юрия Борисовича Румера и Юрия Александровича Круткова. В Вологде поезд остановился, и к нам ввели двух арестованных. Первым вошел человек высокого роста, с красивым, мужественным профилем, на нем очки, одно стекло отсутствует, а второе на месте. На голове у него странное меховое сооружение. А сам он одет в телогрейку, а сверху телогрейки чехол от матраса. За ним стоял другой человек, меньшего роста, но тоже с каким-то очень заметным лицом, бросающимся в глаза, который оказался Юрием Александровичем Крутковым. Таким образом, в камеру, в которой я ехал, посадили Румера и Круткова. Я долго вспоминал, где и когда я впервые увидал Юрия Борисовича, и не мог вспомнить. Мы жили тогда в другом измерении, в мире нереальном, в ненастоящем. Настоящими были только пайка хлеба и козья ножка. И вот, постепенно, как проявляешь пленку или пластинку, качаешь ванночку с проявителем, качаешь и видишь, как постепенно начинает вылезать оттуда изображение. Так и здесь, в сознании постепенно проявилась вот эта сцена. Мы много разговаривали тогда. Всегда, когда встречаешь в таких условиях человека из той прослойки, к которой принадлежишь сам, то это такое счастье. Одно уже это — просто счастье, и находится сейчас же бесконечное количество тем для разговоров. Так мы ехали до самой Москвы, совершенно не подозревая, куда мы едем и зачем. Я знал только, что их везли из Мариинско-Каннских лагерей. В Москве, в Бутырке, мы разошлись, потому что одно из тюремных правил состояло в том, что всякие встречи в пути не должны продолжаться в месте прибытия. И нас разогнали по разным камерам. А затем уже, позднее, может быть, в марте или в апреле 39-го, мы встретились в ЦКБ-29 на улице Радио. И мы уж встретились, как родственники, обнимаясь и лобызаясь».

Если нарушить стиль книги, можно было бы привести не «рассказ», а дословную нашу беседу, из которой читатель понял бы, что среди тех двоих, которые вошли в «купе», Юрия Борисовича Румера не было. Румер никогда не был в лагерях. Как мы помним, из Бутырок он сразу попал в Болшево, а ко времени, описанному в эпизоде архангельского поезда, был уже в Тушине, в моторостроительной шарашке, в КБ арестованного Стечкина. В журнале «Изобретатель и рационализатор» за 1988 год (№ 3–9) напечатаны воспоминания Леонида Львовича Кербера о ЦКБ-29. В них читатель найдет несколько эпизодов с Юрием Борисовичем и Крутковым. В действительности и в этих эпизодах Юрий Борисович участвовать не мог. Но все это не имеет особого значения. Когда эти недоразумения выяснились, воспоминания Леонида Львовича уже были сданы в печать. Наверное, это все можно было бы исправить, но Леонид Львович решил ничего не менять. Так мы и договорились — в конце концов важно помнить, что все это было, пусть с другими действующими лицами, но было. Правда, есть одна очень досадная неточность: Юрий Борисович назван «убежденным женоненавистником». Если бы он прочитал про себя такое, то был бы бесконечно огорчен. Еще справедливости ради надо сказать, что в отличие от сказанного там же о том, что Пруткову 70 лет, Юрию Александровичу не было и пятидесяти. Ну, и, наконец, ни Румер, ни Крутков, ни Карлуша Сциллард в атомную шарашку не попадали. Просто потому, что такой шарашки не было. Но поскольку решено было ничего не трогать, осталась и эта ошибка, в конце концов, было много других шараг.