Квартальная бойня (СИ)

На какие-то по счету сутки, со счета я сбилась еще дне на третьем, ко мне заявилась команда стилистов. Они смотрели на меня глазами полными восхищения и разглагольствовали о наградах, которые меня ожидают после “славной” победы. Обычные процедуры, точно такие же как и до арены, а после ко мне приходит Оливия. На удивление она не радуется, но и не жалеет меня как маленького ободранного котенка. В новом мире люди для меня стали делиться на два типа, и оба типа были одинаково отвратительны. Мы мало говорили с моим стилистом, в основном о каких-то не касающихся игр вещах, от неё я и узнала, что за время моего пребывания на арене в Панеме сменился президент.

Оливия в этот раз решила облачить меня в одежды позабытых богов из сказок ушедшего мира. Белое легкое платье с золотыми подвязками - ничего вычурного или лишнего. На голове крупные локоны, никаких перьев, страз, свиных ушей или рогов, все очень лаконично.

- Покажи им, кто тут победитель! - говорит мой стилист с некой ноткой гордости в голосе.

- Я уже достаточно показала.

Больше мы не разговариваем. Я знаю, что стала грубее, но не хочу потакать желаниям других людей, когда на душе погано. Я словно истлеваю изнутри.

Моргенштерн, его лицо-блюдце в этот раз было нежно-розового цвета с синими кругами на щеках, обрисовал мне картину предстоящих мероприятий. Сначала я поеду в колеснице по главной улице до президентского дворца, где меня коронуют и закрепят официальное звание победителя Квартальной бойни. После будет интервью с Туллией Фликкерман, а еще позднее - пир во дворце. На все это лишь вздыхаю тяжко. Я бы предпочла уехать самым быстрым поездом домой, а не натягивать на себя улыбку.

Стоять в колеснице одной непривычно. Так же, как и видеть пустой загон с моей единственной повозкой. Еще совсем недавно в этом центре стоял шум и гам, трибуты смеялись, а мы с Уиллом старались не разговаривать. Теперь никого из них нет, ценой двадцати трех жизней здесь стою я одна.

Повозка провозит меня мимо трибун, я сурово смотрю в камеры, игнорируя наставления Алто и остальных. Я не буду махать им дружелюбно и улыбаться, словно я победила в конкурсе шоколадных фигурок. Мои лошади останавливаются на центральной площади перед дворцом правосудия, овации, не смолкая, провожают меня до самого постамента президента.

Передо мной стоит молодой человек, лет двадцати пяти-семи, довольно приятной наружности. Он был худой, небольшого роста с пухлыми губами, и все бы ничего, но в его внешности пугали глаза. Чем-то он напоминал змею. Нового президента Панема, стоящего передо мной, звали Кориолан Сноу.

Мужчина произнес торжественную речь, публика взорвалась радостными криками и аплодисментами, когда на больших экранах показывали мое лицо. Сноу короновал меня, но во взгляде его промелькнула какая-то недобрая искорка.

- До новых встреч, Ивори, - в его словах нет ничего пугающего, но все мое нутро сжимается от страха до самых маленьких размеров. Чувствую себя рядом с ним неуютно.

Официальная часть быстро заканчивается, так же как и интервью. Туллия задает ежегодные вопросы, на которые ответить правдой нельзя, приходится юлить. Затем пир, на котором столы ломились от еды, а я к ним и подойти не могла.

- Ивори, почему ты не ешь? - какая-то дама с разноцветными прядями волос и губами в форме банта обратилась ко мне.

- После арены сложно сразу взяться за все явства, - внезапно откуда-то появляется Алто, выцепляя меня из общества этой дамы, - Прошу прощения, не подаришь мне этот танец?

Вопрос звучал без вопроса.

Мы танцевали больше для вида, нежели для удовольствия. По лицу Алто было видно, что находиться здесь он больше не может. Теперь я понимаю его чувства, понимаю почему он вел себя так в поезде, почему не хотел нас учить. Ему было бы легче, если бы никто из его дистрикта не вернулся. Но в то же время на лице его читается радость и гордость, что наконец-то у него есть победитель.

- Ты начала опасную игру, - приглушенно говорит ментор.

- Не понимаю о чем ты, - накидываю на себя маску недоумения, но насколько мне известно, лицемерить я никогда не умела.

- Лучше бы это было так, - Комбс обреченно выдыхает. - Я рад, что ты вернулась живой, Ив.

- А я нет, - мой голос похож на самый черствый хлеб, бесцветный, безжизненный.

В поезде я так же не притронулась к еде, хотя Алто настаивал, даже приносил что-то мне в купе. Но поднос оставался там, где и стоял. Вскоре мы добрались до десятого. На платформе столпилось небывалое количество людей, все они ликовали в мою честь. Были ли они действительно рады? Я теперь ни в чем не могу быть уверена.

На перроне в первом ряду стояла моя семья. Мама сильно похудела, осунулась, у нее четко проступали скулы и были видны синяки под глазами. Стенли, кажется, прибавил пару сантиметров в росте, а папа изрядно поседел. Поезд еще не успел до конца остановиться, как я выпрыгнула наружу, едва удерживая себя на ногах, и побежала к своей семье. Истинное счастье это вернуться туда, где ты чувствуешь себя под защитой.