Квартеронка

Осень начала уже понемногу хозяйничать в лесу, и яркие мазки ее палитры проступали на листве американского лавра, сумака, персимона, ниссы и других представителей американских лесов, которые любят наряжаться в пестрые уборы, прежде чем сбросить свою листву. Кругом все переливалось желтым, оранжевым, красным, малиновым цветами и всевозможными их оттенками. Эти сочные краски, пылая под яркими лучами солнца, создавали необыкновенно живописную картину. Она напоминала скорее пышную театральную декорацию, чем живую природу.

Несколько минут я стоял как зачарованный. На фоне этой природы мои любовные мечты как будто стали еще ярче. Если бы Аврора была здесь, если бы она могла любоваться природой, гулять со мной по цветущей поляне, сидеть подле меня в тени магнолий, я был бы бесконечно счастлив. На всей земле не найти лучшего уголка. Вот истинный приют любви!

Вскоре я и правда увидел влюбленную парочку: два прелестных голубка — символ нежной любви — сидели рядышком на ветке тюльпанного дерева, и их бронзовые шейки вздувались, издавая нежное воркованье.

Ах, как я завидовал этим милым созданиям! Как бы мне хотелось быть на их месте! Быть вдвоем среди ярких цветов и сладких ароматов, весь день посвящая любви, и так всю жизнь!

Им не понравилось мое вторжение, и, заметив меня, они взмахнули крылышками и упорхнули. Вероятно, они испугались блестевшего за моим плечом ружья. Но им ничего было бояться: я не собирался их обижать, не хотел нарушать их блаженство.

Впрочем, нет, они меня не боялись, а то улетели бы подальше. Они просто вспорхнули на соседнее дерево и там, снова усевшись рядом, продолжали свою нежную беседу. Занятые своей любовью, они совсем забыли обо мне. Я подошел поближе, чтобы понаблюдать за этими хорошенькими птичками — олицетворением преданности и любви. Я бросился на траву и смотрел, как они трогательно целуются и воркуют. Я завидовал их счастью.

Мои нервы были много дней в постоянном напряжении, и теперь наступила естественная реакция: я почувствовал страшную усталость. В прогретом солнцем воздухе было что-то усыпляющее, в нем был разлит дурманящий аромат цветов. Он успокоил мою тревогу, и я крепко уснул.

*                       *                                   *

Я проспал, наверно, не больше часа, но за это время видел много снов. В моем дремлющем сознании одна картина сменяла другую… Не все они были одинаково отчетливы, но в них все время присутствовали два образа, очень ясные, с хорошо знакомыми мне чертами: Эжени и Аврора.

В этих снах появлялся и Гайар, и свирепый надсмотрщик, и Сципион, и приятное лицо Рейгарта, и кто-то, похожий на верного Антуана. Даже несчастный капитан погибшего парохода, и сама «Красавица Запада», и «Магнолия», и наша катастрофа — все проходило передо мной с мучительной четкостью.

Но не все мои видения были тягостны. Некоторые, напротив, наполнили меня радостью. Вдвоем с Авророй бродил я по цветущим лугам и говорил с ней о нашей любви. Та самая поляна, на которой я лежал, привиделась мне и во сне.

Но странно: мне снилось, будто Эжени тоже была с нами и что она тоже счастлива, что она дала согласие на мой брак с Авророй и даже помогла нам упрочить наше счастье.

В этом сне Гайар был моим злым духом, он пытался отнять у меня Аврору. Мы вступили с ним в поединок, но тут мой сон внезапно оборвался…

*                       *                                   *

Передо мной возникла новая картина. Теперь моим злым духом была Эжени. Мне снилось, что она отвергла мою просьбу, отказалась продать Аврору. Я видел ее ревнивой, враждебной и мстительной. Она осыпала меня проклятиями, а мою невесту угрозами. Аврора рыдала… Это было мучительное видение.

Картина снова изменилась. Мы с Авророй были счастливы. Она была свободна, она стала моей, мы были женаты. Но наше счастье омрачала темная туча: Эжени умерла.

Да, умерла. Мне казалось, что я склонился над ней и взял ее за руку. Внезапно ее пальцы обхватили мою кисть и сжали в долгом пожатии. Ее прикосновение было мне неприятно, и я постарался высвободиться, но не мог. Холодная, липкая рука крепко схватила мои пальцы, и, как ни напрягал я свои силы, я не мог вырваться. Вдруг я почувствовал острую боль от укуса, и в ту же минуту холодная рука разжалась и выпустила мою.

Однако боль разбудила меня, и я невольно взглянул на свою руку, которая продолжала болеть. Да, несомненно, она была укушена, и с нее капала кровь!

Ужас охватил меня, когда я услышал рядом громкое «с-скр-р-р…» — звук, издаваемый гремучей змеей. Я оглянулся и увидел длинное, извивающееся тело, быстро уползающее от меня в густой траве.

Глава XXXII. УКУС ЗМЕИ

Моя боль не была сном, кровь на руке была настоящей. Теперь я не спал. Меня укусила гремучая змея!

В ужасе вскочил я на ноги. Еще не придя в себя, я машинально поднял руку и выдавил кровь из ранки. На кисти был лишь небольшой надрез, как от тонкого ланцета, и из него вытекло только несколько капель крови.