Квартет Я. Как создавался самый смешной театр страны

Мы играли эту сказку по три раза в день, то есть за 9 дней отыграли 27 спектаклей. Зал был забит детьми. Перед нами работали два старичка, достаточно спившихся, которые играли на гармошках и разогревали детскую публику перед нашей сказкой, типа: «Мальчики, мальчики, покажите пальчики! Девочки, девочки, девочки-припевочки!» Закончив свой сет, они оставляли сцену, на которую выходили мы. Леша играл на рояле все музыкальные номера – он был и режиссером, и музыкальным концертмейстером. А наша задача была отыграть представление, а потом еще переодеться в Деда Мороза и Снегурочку и поздравить детишек.

Мы жили в Ступино в общежитии. Играли в шахматы. Немножечко, естественно, выпивали, брали батон белого хлеба, разрезали его вдоль, намазывали сметаной, потом поверх намазывали кабачковой икрой и с удовольствием это все лопали. В магазинах ничего, кроме белого хлеба, сметаны и кабачковой икры, не было.

Сначала Деда Мороза играл Камиль, потом попытался это делать я, но не распределил тогда еще свои силы и свой голос и охрип сразу же, поздравив ребят с Новым годом. Последним, кто вышел Дедом Морозом и сказал какой-то поздравительный текст, был Слава. Но вообще, конечно, лысеющий еврей Дед Мороз – это было очень смешно. В общем, в Ступино мы хорошо заработали и хорошо отдохнули. Я помню, даже себе купил какой-то костюм.

Там еще была такая история. Сережа Перевозкин играл плохого Пирата и брал Голубого щенка в плен. А я, Добрый моряк, приходил на помощь. Мы придумали такую штуку, чтобы подзадорить ребятишек: я, спасая Голубого щенка (Аню Касаткину), начинал бегать по залу за Сережей (злым Пиратом). И тут начиналась вакханалия, потому что дети, естественно, начинали хватать Сережу за все доступные места, теребить его, бить, не пускать, а мне, естественно, наоборот, давали дорогу, чтобы я поймал этого злого Пирата. И вот все эти двадцать семь сказок периодически мы по этому залу бегали: Перевозкин убегал от меня, я бежал за ним. Я был в лучшем положении, потому что у меня была «зеленая» дорога, а Перевозкин постоянно попадал в какие-то препятствия: его шпыняли, тыкали, хватали, били, тащили, разрывали, если бы дети были поздоровее, его бы просто разорвали на части, тем более что Перевозкин был достаточно щуплый и маленького роста. На одной из сказок в первом ряду оказался маленький толстый мальчик. Он был, видимо, из разряда плохишей – он был за Пирата. И поэтому, когда Сережа бежал от меня и получал тумаки и всяческие проклятия, вдруг этот толстый мальчик выбежал, схватил Сережу, обнял, сказал: «Пиратик! Миленький мой, дорогой Пиратик! Давай, беги! Я за тебя! Беги! Я прикрою тебя!» – нашелся все-таки один мальчик среди всех этих сидящих в зале детей, который помог Пиратику, который прикрыл его, отбил от «хороших» ребят и даже препятствовал тому, чтобы я его догнал. «Пиратик, миленький мой Пиратик! Я же люблю тебя!»

Примерно в то же время Леонид Филатов написал «Сказку про Федота-стрельца», и мы на курсе в одну из сессий поставили небольшой отрывок, который с Владимиром Сергеевичем насытили своими придумками, песнями, кричалками, то есть помимо основного текста Леонида Филатова весь курс еще подыгрывал, подпевал. Я играл Федота, а остальные играли охрану, Сережа Перевозкин играл царя.

На эстрадном факультете мы умудрились поставить все: и «Голубого щенка», и «Федота-стрельца», и Шекспира. Сережа Петрейков поставил «Мнимого больного» Мольера, а потом для одного из показов он сделал «Чайку». За 20 минут он умудрился показать всю пьесу! Это было событием и обсуждением на кафедре – что это такое, что это за «Чайка» за двадцать минут? Но это был такой выплеск эмоций, такой мультик, комикс, состоящий из отдельных фраз, каких-то пробегов, криков.

Мы обожали Владимира Сергеевича, который рассказывал истории из своей жизни, не забывая при этом заниматься с нами непосредственно мастерством актера, говорил нам, чтобы мы впитывали, впитывали, впитывали, как губки.

Владимир Сергеевич делился с нами своим опытом – что-то нам открывал, дарил энергию, прививал нам знание и любовь к литературе и поэзии. Например, однажды он открыл нам Довлатова, который тогда стал издаваться. Он пришел на занятие совершенно потрясенный и стал нам читать отрывки из «Заповедника», «Зоны», «Компромисса». Спектакля по Довлатову мы не поставили, но для многих он стал любимым писателем. Особенно для Славы Хаита, который считал, что чем-то на него похож.