Квартира

Разозлившись, он вскочил, взял с полки пачку сигарет и вышел в коридор общежития. Когда он вернулся, Ваньки уже не было: тот забрал гитару и ушел гулять — не то с Оксаной, не то еще с кем-то. За окном стемнело, и по телевизору началась программа «Время». Лена стояла у окна и смотрела на улицу. Где-то там в синих сумерках вспыхивали и гасли чужие окна, во дворе желтым светом моргал высокий фонарь.

— Зачем тебе это все? — спросила Лена.

— Зачем? — переспросил Фролов.

— Здесь его дом. Его семья и друзья.

— Ёлки-палки, парню семнадцать лет, а ты никак не можешь оторвать его от юбки.

Лена, не оборачиваясь, пожала плечами. На мужа она не смотрела.

— Вова, я хочу подвести тебя к мысли, что было бы неплохо помогать ему, а не устраивать проверку на прочность. У него такой возраст… мы либо его поддержим, либо станем ему врагами. Я выбираю поддержку.

— Ну разумеется. Пусть он тратит свою жизнь на всякие глупости, зато ты останешься хорошей в его глазах.

— Значит, вот как? Я хочу казаться хорошей?

— Без обид, но…

— Ты бы посмотрел на себя, а? Мы не для того заводили сына, чтобы…

— Мы? — переспросил Фролов. — Да ты-то вообще его не хотела.

Лена ошеломленно замолчала. Фролов набычился и скрестил руки на груди.

— И чего ты от меня хочешь? Чтобы я сказал: да, Ванюша, иди и порти себе жизнь? Уж прости, я его отец, и я имею право защищать своего ребенка от всяких глупостей. А это самая настоящая глупость.

— Господи! Вова! Ты хоть представляешь, как это его обижает? Все, что придумал ты, хорошо и правильно, а все, что нравится ему, глупость и детский сад!

— Так ты определись, чего хочешь: чтобы он не обижался или чтобы у него жизнь хорошо сложилась?

— Ой, все, с меня хватит.

Все опять скатывалось в какую-то ссору, вязкую и безвыходную. Фролова потрясало, как жена не понимает простых вещей: что ребенок остается ребенком, даже если выглядит почти как взрослый, и если у него еще не хватает ума и опыта сделать верный выбор, к выбору нужно подтолкнуть. На то и нужны родители.

С ноткой злорадства, совершенно ему несвойственного, Фролов даже подумал, что эта узость Лениного мышления вызвана ее же нерешительностью в прошлом. Она так и не согласилась уехать в Ленинград, хотя шансы были, так и выбрала жизнь в этом непримечательном городе рядом с властной матерью и без особых успехов.

Может, придерживая Ваню рядом, она таким образом пыталась оправдать собственный выбор. Фролов не хотел с ней спорить, но был обязан выступить против — если не ради собственной правоты, так ради сына.

9

— Иванова? — переспросила Танечка, затягиваясь сигаретой. — Тамара Сергевна? Да, она уехала на вахту в Нижневартовск. У нее муж крановщик, здоровенный такой, ростом под два метра, мы с девчонками его видели как-то раз. Говорят, хороший мужик, когда не пьет. Зато как выпьет — ой, мама дорогая.

— Вы уверены?

— А как же. Я сама помогала Тамаре составлять характеристику для партсобрания. Его там круто чихвостили за то, что он попал в вытрезвитель.

— Да нет, — нетерпеливо возразил Фролов. — Я не об этом. Вы уверены, что Иванова уехала в Нижневартовск?

— Не верите — спросите у кадровиков.

В отделе кадров кипела жизнь. Секретарша после недолгих уговоров согласилась покопаться в бумагах. Среди бесчисленных папок, перевязанных тесемками, быстро нашлась нужная на букву «И». В ней было восемь Ивановых, но ни одной с инициалами «Т. С.». Фролов попросил посмотреть дела уволенных сотрудников, и гипотеза подтвердилась: Иванова Тамара Сергеевна тысяча девятьсот сорок второго года рождения в июне написала заявление по собственному желанию.

Фролов поблагодарил секретаршу, вышел в коридор и тут же столкнулся с Егоровым.

— А, Вовка! А я как раз хотел тебя на перекур позвать. Ты что тут делаешь?

— Тебя ищу, — солгал Фролов.

— Чуть не разминулись. Пошли покурим. Я как раз хотел спросить, что там у вас.

В курилке Фролов меланхолично уставился в окно. Егоров впился в него любопытным взглядом.

— Ну, рассказывай. Поговорил с Ленкой? Что говорит?

— Насчет чего?

— Насчет любовника, конечно.

Ах да, любовник. История с Сеней вылетела у Фролова из головы.

— Ничего.

— Так уж прямо ничего?

— Ну, раскаивается, — снова солгал Фролов. — Но она гордая, ты же знаешь.

— Гордая — это еще мягко сказано, — фыркнул Егоров. — Уже решил, что будешь делать?

Фролов перевел взгляд на Егорова.

— А что надо?

— Во дает. Ему жена изменяет, а он ни бе ни ме.

— Но ведь и правда. — Фролов не заметил, как сбился с вежливого тона на резкий. — Скажи, раз такой умный.

Егоров пристальнее всмотрелся в лицо Фролова с едва скрываемым удовольствием: задел, задел за живое.

— Я бы на твоем месте нашел этого Семена и душу из него вытряс. Чтоб неповадно было к чужим женам шары катить.

— И дальше что?

— С Ленкой провести воспитательную беседу. Объяснить как следует, что в другой раз ты ничего подобного не потерпишь и живо подашь на развод. Причем все будут на твоей стороне. А ей, может быть, даже на собрании достанется.

— Но ведь у нас ребенок.

— И что? Семьи с детьми, что ли, не разводятся? Да и сын у вас взрослый. Скоро сам на ком-нибудь женится.