Квартира 302

Он побежал. На этот раз расстояние от локомотива до вагона растянулось на многие мили. Когда Генри, хватаясь рукой за полыхающую грудь, заглянул в вагон, где осталась Синтия, он мельком увидел, что по противоположному перрону кто-то идёт… но человек зашёл в тень от колонны так быстро, что Генри даже не смог взять в толк, мужчина это или женщина.

Генри вошёл в покореженный вагон. Пол качнулся под ногами, возмущённо заскрипели рессоры. В какой-то момент Генри осознал, что видит себя как бы со стороны – словно по кабельному каналу идёт плохой фильм с незабвенным Генри Таунсендом в главной роли: человек в промокшей от пота светло-голубой рубашке, лицо искажено паникой. И он проигрывал. По всем статьям. Человек, который забрал Синтию, находился где-то далеко, а Генри едва только вышел из вагона и ступил на параллельную платформу. Кинг-стрит, если верить указателям. На краешке сознания крутилось возмущение: как так может быть? Как этот человек, каким бы суперменом он ни был, улепётывает так быстро?

Да. Возмущение и обида. Генри считал их заслуженными. Это был явный мухлёж даже для плохого сна.

Лестница вела в коридор станции. Генри задержался под нею на долю секунды, когда увидел, что все лампы наверху перебиты. Мрак царил на верхнем уровне платформы Кинг-стрит. Не вовремя…

Генри начал подниматься – как паук, карабкающийся по отвесной стене. Слепящий нарисованный свет меркнул по мере того, как он преодолевал ступеньки. Когда Генри наконец встал на гладкий пол, то оказался почти в полной темноте.

– Синтия? – позвал он.

Никто не ответил. Генри видел смутные очертания стен, и длинный коридор, тянущийся вперёд… но что его там ждало, оставалось только догадываться. Он пошёл вперёд быстрой ходьбой, ссутулившись, напряжённо всматриваясь в полумрак. И едва не вскрикнул, когда под подошвами захрустело битое стекло ламп.

Что здесь произошло?

Генри отмёл мысль как несуразную. Главное сейчас – найти Синтию и того, кто её унёс. И не опоздать…

Генри снова перешёл на бег, но темнота тут же услужливо дала понять, что пренебрегать ею не стоит. Он ощутил это сполна, когда в живот впился торчащий разломанный стержень. Боль была такой сильной, что окружающая синева полыхнула сначала красным, потом зелёным. Генри схватился за живот и согнулся пополам. Из-под содранной кожи выступила кровь.

Генри не было необходимости видеть, на что он напоролся, он знал и так. Одна из тех странных железных конструкций, напоминающих каркас какой-то исполинской статуи. Их много валялось в первом коридоре, и, видимо, здесь тоже немало.

Морщась от боли, Генри заковылял дальше. Шаги отдавались жгучей болью в животе. Он вновь подумал, что такие пронзительно-реальные ощущения во сне невозможны… особенная боль. Всякая надежда настигнуть невидимого похитителя умирала. За это время тот со своей проворностью смог бы долететь до луны.

– Генри!

Он выпрямился, когда где-то совсем рядом Синтия назвала его имя. Боль на мгновение забылась.

Сзади? Или спереди? Может, ему померещилось?

– Генри, я у выхода, – голос затрещал и отдалился; раздался протыкающий ухо стальной скрип. – Этот псих запер меня в комнате диспетчера. Здесь, у турникетов… Скорее, сюда! Пожа…

Очередной скрип резко оборвал её слова, и динамик замолк. Репродуктор висел над макушкой Генри.

Она!

Превозмогая жжение в животе, он устремился вперёд – туда, где смутно вырисовывалась лестница, ведущая наверх. Добравшись до её подножия, Генри с удовольствием отметил, что лампы над лестницей целы. Прищурившись от яркого света, он заковылял вперёд. И увидел, как сверху высунулась заострённая терпко-жёлтая морда и с интересом уставилась на него.

8

Генри остановился. Не мог не остановиться. Собака ничего не предпринимала, лишь слегка подрагивала носом.

Ситуация была патовой. Диспетчерская располагалась сразу после лестницы, по крайней мере, так обстояло дело в настоящей станции. Полминуты, и Генри добрался бы до Синтии. Но коль на верхней ступеньке с почти нахальным выражением морды устроилась эта псина, половина минуты грозила вырасти до половины дня.

– Брысь, – без особой надежды цыкнул Генри и поднялся на ступеньку, не делая резких движений. Собака проигнорировала приказ.

– Уходи, – попросил он, делая ещё шаг. Собака приоткрыла розовую пасть и высунула длиннющий язык-жало. Тот начал твердеть, приподнимаясь над полом. С узкого кончика капала прозрачная слюна.

Ничего не говоря, Генри преодолел очередную веху. Адской псине такое самоволие пришлось не по душе. Она с рычанием приникла к полу, ясно давая понять: вот-вот последует прыжок. Генри начал подумывать об отступлении. Может, есть другая, пожарная, лестница…

Но в этот миг воздух сотряс истошный вопль, и инстинкт самосохранения рассыпался в прах.

Кричала Синтия. Генри слышал раньше, как она кричала в ярости, слышал, как она кричала от страха. Но теперь… он понял сразу. Эти нечеловеческие нотки в голосе, бывшем таким мягким и сексуальным. Этот невыразимый ужас.

Крик боли.