Квартира 302

Было холодно. Так и должно быть; наверняка вытекла порядочная порция крови из ран. Губы замёрзли и превратились в шероховатые створки. Глаза – ледяные яблоки. Ну и пусть. Главное, что руки и ноги пока движутся…

Генри был на полпути к далёкому шестому копью. В Эшфилде стояла глубокая ночь, но в трехэтажном доме Фрэнка Сандерленда никто не спал, и все окна были зажжены, как в рождественскую ночь.

9

Каждое копьё меняло цвета. Четвёртое копьё сделало арену ярко-жёлтой, как кожа тифозника, и даже под веки просачивалась эта ядовитая желтизна. Пятое копьё окрасило вещи в синий цвет – ни дать ни взять морские глубины, полные чудовищ, и он не ползёт вовсе, а плывёт в этих холодных недрах. А шестое копьё взорвало всё винно-красным оттенком, и острия двузубца жадно вгрызлись под печень. Уолтер на этот раз не выдержал и застонал вслух. Это было невыносимо. Слишком долго он ощущал себя мёртвым. Такое напоминание о том, что он в какой-то мере ещё жив, ему не нужно.

Он полз, оставляя расширяющийся кровавый след на полу. Через секунды, минуты и часы он всё-таки сумел коснуться израненного, кровоточащего тела существа, который был его отражением. Генри ушёл за седьмым копьём, но Уолтер знал, что он вернётся. Может быть, он не сможет помешать ему воткнуть седьмое копьё, но если Божьей милостью не умрёт на месте, не пустит Преемника Мудрости к восьмому копью, который внесёт в Дитя последнюю составляющую разрушения – Хаос. А пока здесь тяжело дышало Дитя… и Уолтеру требовалось отдохнуть перед последней схваткой. Всего минуту…

Он опустил голову на каменную плиту и сомкнул глаза, вслушиваясь в далёкий детский зов, который становился отчаяннее. Тело ломало, растягивало, жгло и выкручивало. Он закусил губу. Нельзя сдаться… Нужно терпеть, и скоро это будет позади, как плохой сон. Как вся его никчёмная жизнь казалась ему затянутым кошмаром после свершения Святого Успения. Нужно…

Он засыпал.

10

Времена, когда тяжесть копья казалась Генри невеликой, ушли безвозвратно. Копьё налилось свинцом и весило не меньше ста фунтов. Оно было как змея – норовило выскользнуть из липких пальцев и укатиться в сторону, где всё застилало белое марево. Марево… Генри нахумрился. Как так может быть: он же помнит, что здесь была арена, и был Уолтер, и багровое озеро… и Айлин. Теперь он их не видел. Что-то случилось с его глазами, или этот изменчивый мир опять терпел трансформацию. В любом случае, это не повод остановиться. Дымка дымкой – за её слоем по-прежнему шевелится издыхающее существо, которое нужно отправить в ад, откуда оно вышло. Он полз, и копьё покачивалось, со звоном постукивая о пол.

Вот оно. Шесть копий подрагивают вместе с агонизирующими движениями, и чёрные глаза-блюдца глядят на него с ненавистью и паникой. Нет, не хотел бы Генри, чтобы это существо освободилось от сковывающих его цепей. Он покрепче схватился за копьё и поднял над головой, вложив в это движение почти весь остаток сил. Белая дымка подступала. Двузубец нацелился на тушу.

… и тут кто-то схватил его за шею. Холод пальцев проник в самое сердце, словно в шею впрыснули яда. Генри вскрикнул, копьё вывалилось из руки. Он так и не увидел, куда оно ушло – вторая рука вынырнула из ниоткуда и закрыла лицо ладонью, вцепилась поломанными ногтями.

Уолтер… Будь он проклят!

Генри старался сохранять равновесие, но дьявольская мощь противника давала знать: он медленно выгибался дугой под его усилиями, теряя опору. Лихорадочно пытался выискать здоровой рукой что-то, за что можно уцепиться, но ничего не находилось. Рука на шее стала многопудовой гирей, которой невозможно сопротивляться.

Пальцы на лице безостановочно двигались, пытаясь найти глаза. Генри задержал дыхание и выпрямил руку. Всё как в замедленном кино на старой плёнке – и дымка, и медлительность событий, и головокружение, набирающее обороты. Рядом торжественно вопил монстр. Генри выбросил кисть вперёд и схватил руку за палец, который начал надавливать на веко. Он потянул палец назад, чувствуя, как отрывается чужая ладонь от лица, и вокруг становится светлее. Рука на шее ослабла. Тяжёлое, прерывистое дыхание Уолтера за спиной. Он тоже был ранен. Это придало Генри уверенности. Он отлепил руку Уолтера от лица и вывернул вправо. Дыхание противника замерло, потом сменилось едва слышным стоном: рука исчезла с шеи. Свобода. Генри едва ли не почувствовал себя воробышком, парящим под небесами. Он повернулся назад, пошатываясь и взмахивая руками. Дымка вроде рассеялась; сквозь неё стали видны вращающиеся лезвия, которые появлялись и исчезали, будто механизм делал какой-то молитвенный обряд. Но они были далеко. А рядом находился, сжимая окровавленные кулаки, человек, который стал средоточием всего зла, что существовало в мире. В этом мире.

– Ты, – выдохнул Генри вместе с каплями крови. «Фы», – вышел звук из горла.