Попрощавшись с Джозефом, Айлин вошла в квартиру. Минутой позже хлопнула соседняя дверь. По вечерам Шрайбер включал негромкую музыку (он держал в квартире старинный граммофон с коллекцией виниловых пластинок и, похоже, страшно этим гордился), но в тот день красивой мелодии, сочащейся сквозь стену, не было – Джозеф словно проспал мёртвым сном весь вечер, всю ночь и всё утро.
Следующий раз Айлин увидела журналиста уже через две недели, опять же возвращаясь с работы – и ужаснулась. Всегда аккуратные волосы Джозефа растрепались жидкими прядями, а одежду он явно не менял последние семь дней, и от него начинало, мягко говоря, попахивать. Мощная мускулатура всё ещё угадывалась под одеждой, но во всём остальном Джозеф буквально высох, превратившись в ходячий скелет с глубоко впавшими щеками. На её глазах он прошествовал мимо по коридору, даже не удостоив её взглядом, и спустился вниз. Айлин по-настоящему испугалась за него. С Джозефом было что-то неладно. Он болен?.. Или у него помутнение рассудка? Скорее всего и то, и другое. Она поспешно заперлась в квартире. Вскоре услышала, как тяжёлые шаркающие шаги прошли в обратном направлении: Джозеф вернулся в свою квартиру.
Она не могла оставить это просто так. Вечером следующего дня, после череды раздумий и сомнений, Айлин постучалась в дверь к Джозефу. Он открыл ей после восьмого звонка, и на измождённом лице читалось раздражение.
– Добрый вечер, Джозеф, – поздоровалась Айлин. Он вяло улыбнулся. Когда-то обаятельная улыбка теперь вселяла жуть.
– Добрый вечер, мисс Гелвин.
Он назвал её по фамилии, хотя до этого они звали друг друга по имени. Айлин почувствовала себя неуютно, все слова мигом выветрились из головы:
– Джозеф… можно с вами поговорить?
– Со мной? – он удивлённо посмотрел на свои руки, словно не узнавая самого себя. – Извините, сейчас не самое походящее время. Видите ли, я сильно занят. Я почти довёл это до конца.
– Что? – вырвалось у неё. Она тут же пожалела об этом: долгое мгновение Джозеф буравил её холодным, почти враждебным взглядом, вгоняя в холодную дрожь. Таким она его никогда не видела.
– Моё расследование. Уолтер Салливан, Сайлент Хилл… помните, я вам говорил?
– Да-да, конечно, – она согласно закивала. – Но, если вы не против, я бы хотела всё-таки спросить…
– Нет, – жёстко сказал он и лихорадочно оглянулся назад, где светильник заливал гостиную мягким жёлтым светом. – Извините, мисс Гелвин. Это действительно срочно. А если вы беспокоитесь за меня, то я вам скажу, что со мной всё в полном порядке. Вы ведь это хотели спросить?
– Вообще-то, – она растерялась, – вроде того…
– Ну вот, – он вымученно улыбнулся, – тогда, надеюсь, я развеял ваши сомнения. Спасибо за заботу.
И закрыл дверь, не дожидаясь её ответа. С той стороны щелкнул замок. Айлин стояла в пустом коридоре ещё немного, ожидая: может, Джозеф ещё откроет дверь, скажет что-то ободряющее… но нет.
Больше она к нему не приходила. Вылазки Джозефа из квартиры становились всё реже и вскоре прекратились совсем. Возможно, Айлин всё-таки попыталась бы разузнать что-то ещё о странном поведении Джозефа, но как раз тогда она получила долгожданный отпуск и уехала на западное побережье, во власть моря и солнца. Когда она вернулась, квартира 302 осиротела; белая табличка с номерком покрылась пылью. Айлин спросила Сандерленда, в чём дело. Оказалось, через две недели после того, как Шрайбер перестал выходить из своих стен, управляющий не выдержал и позвал полицию. Они взломали дверь, вошли и увидели…
– Что? – спросил Генри, затаив дыхание.
Айлин закусила губу с засохшей кровью:
– Ничего. Квартира была совершенно пуста, продукты в холодильнике успели зачерстветь. Джозеф не жил там по меньшей мере три недели.
Через шесть месяцев в злополучное обиталище въехал новый жилец – Генри Таунсенд из Милфорда, штат Айова.
10
Айлин закончила рассказ и выжидающе следила за Генри, который изучал складки на своих джинсах. Только что он услышал от соседки свою собственную историю… двумя с половиной годами раньше. Без хэппи-энда, заметьте. Сногсшибательные ощущения.
– А там в ванне не было никакой дыры? – глухо спросил он. – Или в кладовке…
– Дыры? – Айлин была удивлена. – Фрэнк ничего не сказал, но, думаю, если бы были какие-то дыры, то он бы не стал молчать.
Фрэнк о многом стал бы молчать, беззлобно подумал Генри. Злиться на прошлое не имело смысла. Лучше думать о будущем. О положении, в котором они оказались (дерьмовом, честно говоря, положении), и о том, что с ними будет, если они отступят. Джозеф предупреждал: Одно неверное движение, нерешительность, и ты будешь убит. Чем дальше Генри заходил, тем больше в этом убеждался.
Но в записке Джозеф обращался только к нему. А меж тем Генри сейчас был не один. Что-то в плане убийцы пошло не так… теперь чаша весов имела двойной груз. Генри поднял взгляд на девушку, сидящую перед ней – на её загипсованную ногу и заклеенный глаз. Как она сможет идти и защищаться от этих ужасных созданий? Как вообще выжить в этом коловращении, будучи в таком состоянии? А кошмар на сей раз затянется надолго. Он это чувствовал.