Квартира. Карьера. И три кавалера

«Кать, я всегда знала, что ты умная. Да, у меня к тебе разговор, который не стоит вести в общественном месте. Спишемся или созвонимся после выходных. Пока».

«Заинтриговала. Буду ждать», – простилась Катя.

И нахмурилась. Александрина загадала ей тревожную загадку. Мало того что собиралась прятаться, чтобы никто не отвлекал от разговора. Так еще и за неделю просила освободить для нее время. Даже не верилось, что это Барышева с ее поразительным талантом грациозно втиснуться в чьи угодно планы в любую минуту. Кажется, впервые в жизни Александрине заранее понадобились гарантии. Что стряслось? С одной стороны, дело явно терпит, с другой – она готовится к нему, как к плановой операции. Как себя ни успокаивай современной анестезией, а придется ложиться под скальпель. «Гадай, не гадай, – сказала себе Трифонова, – а все получится так, как получится. Что от меня сейчас зависит? Ничегошеньки». Она не сразу, но расслабилась. И принялась аккуратно, расходясь пальцами обеих рук от центра к вискам, массировать свой высокий лоб. Не так давно сообразила, что на нем поместится немало морщин, и занялась профилактикой. Хоть это зависело от нее. Хоть тут надо было не терпеть, а действовать.

Через минуту она оставила кожу лба в покое и открыла письмо Ивана. Три года, видя в почте его послания, шептала: «Спасибо, спасибо, спасибо. Благослови тебя Господь». Но вот уже с месяц как перестала. Не то чтобы поубавилось благодарности. Просто это чувство растворилось в ней, проникло во все клетки организма и воспроизводилось их обычным делением. Одни клетки отмирали, другие появлялись, и каждая точно знала: Иван, сын Андрея Валерьяновича Голубева, даровал ей кров. Слова перестали быть нужны и теперь скорее оскорбляли Катю. Будто без частых напоминаний она могла забыть, что чужой, едва знакомый тогда человек для нее сделал.

Трифонова устроилась поудобнее и начала читать: «Катенька, милая, мы с Синтией расстались. Все-таки она эгоистка. Значит, будет плохой матерью. И женой, само собой разумеется, тоже. В этом качестве я с ней справился бы. А вот привить бабе любовь к детям невозможно. Попытаюсь еще раз с русской. Сколько их уже было? Рита, Оля и почти преуспевшая в охмурении меня Светлана? Беда в том, что наши здесь мгновенно усваивают худшие черты американок – несговорчивость, бескомпромиссность и самонадеянность. Удивительно, те вроде с детства приучены работать в команде. Одна голова хорошо, а две лучше и тому подобное. Но в личной жизни они просто фурии. Мстят за то, что на службе вынуждены подчинять свой эгоизм командному духу тем, кого любят и кто имел неосторожность влюбиться в них. Что посоветуешь? Люблю. Целую».

«Они с Петером как сговорились, – подумала Катя. – Но тот хоть достает меня привычками одной-единственной Эрики. Хотя она десятерых стоит. Я его стерву никогда не встречала, но уже в кошмарах вижу. А этот за пару лет штук пятнадцать сменил. Рита, Оля, Светлана… Вику забыл, склеротик несчастный? Настю? Плюс Джейн, Анджела, Хлоя и еще куча девиц на одно свидание. Петер со своей спит. У Ивана до постели явно не доходит. Разве что с Джейн и Настей мог успеть – по несколько месяцев с каждой встречался. А чему тут удивляться? Один журналист и сценарист в Берлине. Он попросту не хочет жениться на сожительнице. Другой миллиардер в Нью-Йорке и твердо решил завести жену и детей. У него сплошные смотрины, а не жизнь. Нет, мальчики, еще немного, и я взбунтуюсь. Потребую разговоров о ваших коммерческих тайнах, а не о характерах ваших баб».

Вдоволь поворчав, она ответила, разумно не заикнувшись о бизнесе: «Иван, милый, ну что ты вытворяешь? Читаю я тебя день за днем и начинаю верить в то, что мир питается энергией страдания. Ее производится гораздо больше, чем энергии радости, и она устойчивей. Во-первых, страдают все без исключения. Сам знаешь, у кого суп жидок, у кого жемчуг мелок, а душа по этому поводу болит одинаково. Каждый убежден, что достоин лучшей участи. Во-вторых, удовольствие теряет вкус и ослабевает от повторов. Ты часто говоришь, что тебе даже путешествия на яхте приелись – мир оказался не так велик, как хотелось бы. А к страданию не привыкнешь. Тут все наоборот, чем чаще повторяется, тем сильнее. Так что давай, терзайся изо всех сил, поддержи человечество, а то ведь загибается в очередной раз, бедное. Что ему твои налоги и созданные рабочие места. Вот покорчишься без жены и наследников, и будет всем счастье.