Квартира. Карьера. И три кавалера

Теперь о твоей одержимости. Захотел семейной жизни? Пора. Сильно-пресильно захотел? Молодец. А не думал, каким ты сам будешь мужем и отцом? Прекрасным? Но это очень абстрактно. Потому что ты ничего не знаешь о женитьбе и отцовстве. И девицы, которых ты неустанно экзаменуешь, не имеют представления о замужестве и материнстве. Не обижайся, но, может, дело не в претендентках на твои золотые руки и горячее сердце, а в тебе? Ты богат. И подозреваешь девушек в корысти. Не веришь, что они любят тебя, а не твои деньги. Плюс к тому ты уже давно американец. Если тебя это обижает, извини. Я к тому, что ты представления не имеешь о российском разводе. Зато преотлично знаешь, каково разводиться в Штатах. Адвокаты будут годами мотать нервы и обдерут как липку. Потом какая-нибудь тетка-судья обеспечит твою жену всем и навсегда. Сделает многое, чтобы ей жилось лучше, чем тебе. И ты боишься ошибиться, выбираешь самую правильную, самую скромную. Так ведь не ты один. Все миллиардеры осторожничают. И миллионеры. И даже представители среднего класса. Кому хочется оставаться без штанов? Но все равно во множестве ошибаются и разводятся. Угомонись, а?

Иван, я прошу тебя, забудь про конечную цель. Жил ты без обручального кольца полвека и был доволен. Вернись в то состояние. И сразу встретишь нормальную женщину. Они, нормальные, за версту чуют одержимых мужчин и быстро прячутся. Даже если мужчина одержим здоровой дружной семьей.

Ты готов жениться без любви? Не готов. Значит, сейчас надо просто влюбиться. А там само пойдет, как у всех.

И последнее. Сколько можно тебе повторять: не заканчивай письма словами «люблю» и «целую». Ты себе не представляешь, на что только не идут невесты, чтобы добраться до телефонной и компьютерной переписки своих женихов. Тебе нужны лишние скандалы? Удачи. Пока».

В Нью-Йорке был час дня пятницы. Иван наверняка работал, на ответ Трифонова не рассчитывала. Но неожиданно получила: «До моей никто не доберется. А по поводу слов… Я имею право мечтать, Катенька? Люблю. Целую».

«Ревнивые хакерши! – набрала Трифонова. – Не вздумайте покушаться на жизнь Ивана. Он шутит!» Тут же прилетел смайлик. У миллиардера кончились пять минут на отдых. Катя выключила ноутбук.

Через год после смерти матери Иван прилетел в Москву по делам. Остановился в отеле «Хайят». Разумеется, позвонил Трифоновой и явился. Он был без привычной свиты – юристов, личных помощников и телохранителей. Открыл дверь в квартиру своим ключом. Услышав странный звук, новоявленная хозяйка испуганно выскочила в холл.

– Бог мой, прости, извини, я машинально… Представляешь, на лестнице вдруг отключился. Поднимался к маме, как раньше, – смущенно запаниковал Иван. – Я вообще мальчишкой себя чувствовал – всегда доставал ключи на первом этаже. А она, такая молодая, красивая, веселая, ждала меня из школы…

– Я все понимаю, успокойся, – бросилась к нему Катя. – Иван, ты еще не привык, Москва еще связана с ней накрепко. Иди в гостиную.

Кажется, он был тронут тем, что Катя ничего не поменяла в доме. Они помянули его родителей. В деталях вспомнили историю клада за вентиляционной решеткой. И совершенно естественно оказались в постели. Будто муж вернулся из командировки к верной жене и оба соскучились до умопомрачения.

С каждым прикосновением они любили друг друга все сильнее. Он был первым мужчиной, с которым Катя не отвлекалась на еду и вино. Она – первой женщиной, которую Иван не водил в ресторан. Жевали что-то в городе порознь. А дома сразу валились в бездну кровати и не летели вниз, но долго-долго парили надо всем и всеми, даже над собой. Это была единственная неделя за три года, когда Трифонова напрочь забыла про учебу. И на работе ей чудилось, будто она сама себе снится.

Они шагнули с края тверди и упрямо не желали возвращаться назад. Пришлось убедиться, что у любой пропасти есть дно. Расшиблись об него оба одновременно, как заведено у настоящих влюбленных. В их восьмое утро Катя проснулась ровно в четыре часа. И увидела сидящего рядом голого Ивана. Он плакал. Она не удивилась, знала откуда-то, что надо прощаться. И дело было не в назначенном на этот день отъезде прекрасного заокеанского гостя. Им предстояло расстаться навсегда. Катя тоже беззвучно заплакала. Он повернулся к ней, крепко обнял и глухо заговорил:

– Я всегда думал и понимал, думал и решал. А в эти ночи с тобой у меня в голове не возникло ни одной мысли. Какая-то пустота. Или, наоборот, переполненность. В ней все было, абсолютно все, но будто в темноте, и совершенно не интересно, что там. А сейчас вдруг высветилось одно: ты сравниваешь меня с отцом. Он был старше, но все-таки я близок к его тогдашнему возрасту.

– Нет, Иван. Ты гораздо моложе. И потом, с ним мы были близки так давно, что я уже забыла те ощущения. Клянусь. Ты доподлинно узнал бы на ощупь кожу женщин, с которыми спал?

– Не узнал бы. Возможно, ты права. Но ужас в том, что я не способен ни погасить это, ни осветить все остальное, чтобы оно потерялось.

– А мне постоянно мерещится, что ты думаешь, будто я резво отрабатываю квартиру, – тихо призналась Катя.