Признаться в том, что каким-то образом выследил девушку, проводив до квартиры, инженер не мог. Тем более после ее свирепого выговора. Но с маниакальным упорством подкладывал букеты. Своеобразная тактика. Звонит, когда разрешишь, является, когда позовешь. И при этом каждый день напоминает о себе. Александрина права, он уверен, что единственный. Поэтому безмятежно продолжает свое дело. Действительно, какая женщина устоит, выяснив наверняка, что это все-таки он вторую неделю носит прекрасные розы? Задумал, осуществил, потратил кучу денег. Самому приятно будет вспомнить, как красиво ухаживал за главной медсестрой клиники, где следил за исправностью немецкого оборудования. «А ты устоишь? – спросила себя Трифонова. И пожала плечами: – Мне все равно. Но задатки у рыжего неплохие. Насколько все упростилось, когда он остался один. Больше никогда, ни при каких обстоятельствах не буду встречаться с двумя мужчинами одновременно».
Александрина позвонила в четверг, когда Трифонова пила свой чай в «Кофе Хауз»:
– Мне есть что тебе рассказать. С субботы. Не писала, потому что это надо слышать. Не заехала до сих пор, потому что паковала вещи.
– Куда собираешься?
– Туда, где климат потеплее. На днях определимся с Мироном, его родственники скорректируют наш выбор, и можно будет, наконец, двигать. Потерпи, через часок объясню.
Стомахина появилась, как обычно, смешливая и жестковатая, дорого и со вкусом одетая. Работа в глянцевом журнале, где она когда-то отвечала на звонки, ничуть не жалея о высшем филологическом образовании, даром не прошла. У нее ничего не проходило даром. Все оставалось в ней и загадочно перерабатывалось. А потом оказывалось, что перед вами все та же Александрина, только еще более неунывающая. Увидела цветы в вазе:
– Не перегорел кто-то из твоих мальчиков? Упертый тип. Тебе такие нравятся?
– Нет. Но по твоему совету я начала менять старый букет на новый каждый вечер. Правда, рука не поднимается выбрасывать. Кладу на подоконник на лестнице. И веришь, к утру исчезают, – отчиталась Трифонова.
– Кто бы сомневался, – открыто и легко засмеялась Александрина. – Для людей, даже живущих в таком доме, это единственный шанс насладиться розами в больших количествах. Доброе дело делаешь для какой-то одинокой женщины.
– Я не специально, – улыбнулась Катя. – Выпить хочешь? В холодильнике все еще стоит твоя бутылка белого сухого.
– Трифонова, Трифонова, – горестно взвыла подруга. – Зайди в интернет, поинтересуйся, на какое чудо равнодушно смотришь уже пару недель. Из вредности не буду прикладываться. Сама употребишь, начнешь смаковать и не остановишься, пока не уговоришь все ноль семь, вот тогда мне станет хорошо.
– Ради этого я готова на многое. Но тоже не сегодня. Ладно, пусть ждет своего часа. Когда пришлю фотографию пустой тары, знай, я вспомнила про тебя и пожелала всего наилучшего.
Подруги устроились в гостиной. Александрина подложила под бок подушку.
– Слушай, Кать, я тут всего третий раз. Но у меня такое ощущение, будто с детства хожу сюда к тебе в гости. Настолько твое пространство. Пусть бы хозяева остались в Америке навсегда.
– Я не против. Так чем ты занималась в субботу? – перевела стрелки Катя.
– Твоим седовласым высоким импозантным преследователем, – усмехнулась Александрина. – Как и обещала.
– Погоди, я не называла его преследователем. Он мне не досаждает, не мешает. Всю эту неделю тоже попадался на глаза по утрам и вечерам. Раз в кафе зашел, когда я опустошала чайник на террасе. Поклонился слегка. Я уже немного привыкла, вежливо киваю в ответ.
– В тебе потрясающе сочетаются недоверчивость и легкомыслие, – строго напомнила Александрина. – У тебя было чувство, будто мужик за тобой охотится. Могло ведь и не обмануть. Всегда лучше принять меры заранее.
– Я бы без тебя давно сдохла, – медленно произнесла Трифонова.
– Сейчас я тебе опишу свои злоключения, и постарайся не сдохнуть со мной, – Стомахина опять посмеивалась, иначе Катя заволновалась бы.
В пятницу, вернувшись от Трифоновой, Александрина отправила Мирона на конгресс с какой-то невнятной темой в Питер. Он и не предполагал, что девушки до сих пор общаются. Если честно, жена старалась разорвать все свои прежние связи. А любое воспоминание о Кате грозило молодому Стомахину нервным срывом, поэтому именно ее следовало забыть напрочь. Александрина продержалась год. Потом написала подруге с Большой Садовой. Оказалось, та не меняла адрес электронной почты. И переписываться они начали, будто просто разъехались из съемной квартиры в отпуска.