Квартира в Париже

– Прошлой ночью его не было в квартире, хотя он должен был ждать меня. Он не отвечает на звонки, не читает мои сообщения. И есть еще кое-что… – Сглотнув, я рассказываю ему о крови на кошачьей шерсти, пятне отбеливателя, враждебно настроенных соседях. Пока рассказываю, думаю: как до этого дошло? Сидеть здесь с незнакомцем в незнакомом городе и пытаться отыскать своего потерянного брата?

Тео сидит, затягиваясь сигаретой и щурясь на меня сквозь дым, и выражение его лица совсем не меняется. С таким лицом только в покер играть.

– Еще что настораживает, – говорю я, – он живет в этом большом, шикарном доме. Не думаю, что Бен так много зарабатывает своей писаниной, верно? – Судя по одежде Тео, подозреваю, что явно нет.

– Конечно нет. Этим делом не занимаются ради денег.

Потом я вспоминаю еще одну деталь. Странную металлическую карточку, которую забрала из бумажника Бена. Я выуживаю ее из заднего кармана джинсов.

– Я обнаружила это. Тебе что-нибудь говорит?

Он, нахмурившись, изучает золотой фейерверк на карточке.

– Не уверен. Хотя я определенно видел этот символ. Но прямо сейчас не могу вспомнить. Могу я ее взять? Потом верну. – Я неохотно отдаю ее, потому что это одна из немногих вещей, что тянет на подсказку. Он забирает у меня карточку, и в том, как он ее хватает, есть что-то подозрительное. Нетерпение и любопытство… хотя он и прикидывается, что почти незнаком с Беном и не особо печется о его благополучии. Этот Тео точно не тянет на доброго самаритянина. Я не уверена в этом парне на сто процентов. И все же нищим выбирать не приходится.

– И еще кое-что, – вспоминаю я. – Прошлой ночью Бен оставил мне эту голосовую заметку, как раз перед тем как я приехала на Северный вокзал.

Тео забирает у меня телефон. Он проигрывает запись, звучит голос Бена.

– Привет, Джесс…

Странно слышать это снова вот так. Звучит совсем иначе, чем в прошлый раз, как будто это и не Бен вовсе, как будто это уже кто-то другой.

Тео слушает все сообщение, и перед тем как он выключает запись, повисает тяжелое молчание.

– Ты смогла понять, что он говорит в конце?

– Нет – я не расслышала. Прослушала на полной громкости.

Тео поднимает палец. Подожди.

Он лезет в рюкзак у своего кресла – такой же помятый, как и он сам – и вытаскивает пару запутанных наушников.

– Вот так. Они подавляют шум, в них будет погромче. Хочешь один? – Он протягивает мне один наушник.

Я вставляю его в ухо.

Тео увеличивает громкость до максимума и снова нажимает на сообщение.

Мы слушаем знакомую часть записи. Бен говорит мне, когда и где мы встретимся, и так далее и так далее. Но вдруг он замолкает. И теперь я это слышу. То, что казалось потрескиванием, на самом деле было скрипом дерева. Я узнаю этот скрип. Так скрипят двери в квартире.

И после вновь голос Бена – тихий, но все же можно разобрать слова. «Что ты здесь делаешь?» – Затем: – «Какого хрена».

После раздается стон. Даже на такой громкости трудно определить, это чей-то голос или что-то другое – скрип половицы? Потом: тишина.

Меня пробирает дрожь. Я невольно тянусь к Святому Христофору.

Тео снова проигрывает запись. И наконец в третий раз. Вот оно. Вот доказательство. Кто-то был в квартире с Беном в ту ночь, когда он записывал эту голосовую заметку.

Каждый из нас снимает наушник. Мы смотрим друг на друга.

– Да уж, – произносит Тео. – Я бы сказал, что это чертовски странно.

МИМИ

Четвертый этаж

Ее сейчас нет в квартире. Я следила из окна своей спальни. На третьем этаже выключен свет, в комнате темно. На миг мне действительно кажется, что я вижу его, появляющегося из тени. Потом моргаю, и конечно же, там никого нет.

Но это так похоже на него. У него была такая привычка – появляться без предупреждения. Он вел себя точно так же, когда я встретила его во второй раз.

На обратном пути из Сорбонны я зашла в магазин старых виниловых пластинок: «Пеле-Меле». Было очень жарко. У нас, у французов, есть выражение soleil de plomb, означающее, что солнце так же тяжело выносить, как таскать свинец. Тот день идеально подходил под такое описание. Сейчас похолодало, и трудно представить, что это было всего шесть недель назад. В ту пору стояла невыносимая жара: выхлопные газы, потные загорелые туристы, сбившиеся в кучу на тротуарах. Больше всего я ненавижу туристов, и особенно сильно я ненавижу их летом. Неуклюжие, разгоряченные и злые из-за того, что они приехали в город, а не на пляж.

Но в магазине было темно и прохладно. Никаких туристов, потому что снаружи он выглядит таким мрачным и унылым, и именно поэтому он мне так нравится.

– Привет.

Я обернулась.