Квартира

Некоторое время Артем размышлял, с какой целью его приглашают, но сам же признал бесполезность таких размышлений. Задача раскрыть преступление в этой конторе всегда уступала задаче закрыть дело. Поэтому и его, Артема Павлова, главная задача состояла не в том, чтобы рассказать, а в том, чтобы выслушать.

Через двадцать минут Артем входил в проходную следственного комитета. Пропуск действительно ждал его на милицейском посту. Кабинет Онаньева находился там же, где и в первый раз, на седьмом этаже в конце коридора. Помимо уже упомянутого плакатика с ленинским определением, на стене появился портрет президента и премьера, которые стояли настолько близко, что почти сливались в двуглавого орла, раскинувшего крылья сразу за их спиной. Артем так поразился находке фотографа-оригинала, что Онаньев не мог не перехватить его взгляда.

— Нравится? Мне тоже. Здрасьте, Павлов. Садитесь. В смысле, присаживайтесь.

Лукавое предложение «садиться» тоже являлось неотъемлемой частью прокурорского фольклора.

— Добрый день. Благодарю. Слушаю вас очень внимательно.

Артем откинулся на спинку железного стула, закинул ногу на ногу и выразительно глянул на часы. Жест не вполне приличный, но весьма выразительный и уместный для посетителя следственного подразделения.

— Не много займу времени. Не переживайте. Читайте, — следователь протянул бланк постановления.

Артем, затаив дыхание, внимательно впился в строки сухого документа. Главное выделялось жирным шрифтом: «Возбудить уголовное дело по ст. 105 УК РФ по факту причинения насильственной смерти гр. Павлову Андрею Андреевичу». Адвокат тяжело выдохнул:

— Я же говорил…

Он пробежал документ до конца и вернул Онаньеву. Тот невозмутимо протянул Артему еще один лист.

— Это протокол осмотра вещественного доказательства. Предлагаю ознакомиться и сразу же посмотреть.

— Что посмотреть? — удивился Артем, но тут же поймал взглядом объясняющую все строку. — Видеокассета… видеозапись… понятно. Ну что ж, давайте смотреть.

Павлов подписал протокол и повернулся к телевизору, засветившемуся в углу. Онаньев кивнул и нажал на пульт. На экране появился одноухий. Он был связан, избит и пока еще жив. Артему стало неуютно.

Говорил одноухий тяжело и кривился, видимо, от боли. План был очень крупный, и его лицо занимало всю поверхность телевизора. Сзади маленьким кусочком проглядывала серая стена, но была ли это стена из вчерашнего подвала, Артем судить не взялся бы.

— …меня зовут Алексей Михайлович Захаров… года рождения… трижды судим… статьям…

Следователь нажал паузу, и одноухий замер, а его лицо на экране пошло телевизионной рябью.

— Вы знаете этого человека? Раньше встречали? — поинтересовался Онаньев.

— Встречал, — с неприязнью проронил Артем. — Я говорил вам уже раньше. Даже портрет его скульптурный представил…

— Да. Вот, фигурка у меня. — Следователь положил на стол глиняного бандита, слепленного умелыми руками Варвары Штольц. — Давайте посмотрим дальше…

Он перегнал пленку вперед и, дважды наткнувшись на ненужные сейчас куски, наконец нашел то, что надо.

— Я признаюсь, — тихо, явно слабея от потери крови, произнес бандит, — в том, что совершил нападение на адвоката Павлова… также ранее… его отца… в районе метро «Рижская»…

«Это кто так за меня порадел? — стиснул зубы Артем. — Не иначе Кореш… но почему?!»

Подобная «улика» могла добавить хлопот намного больше, чем хотелось бы. А тем временем следователь нажал кнопку пульта, и лицо Захарова снова застыло на экране недоброй напряженной маской. Павлов молчал. Он ждал объяснений, но следователь тоже помалкивал и внимательно следил за реакцией адвоката. Наконец спросил:

— Что скажете, Павлов?

— А что тут скажешь? — развел руками Артем. — Человек признается в преступлении. Дальше слово за вами.

— И… вас ничего не смущает?

Артем мысленно просмотрел все возможные варианты и тут же пришел к выводу, что, если бы его подозревали в насильственном принуждении к подобной даче показаний, разговор потек бы несколько иначе. Возможно, так же тактично и ненавязчиво, но… иначе. Да и пленку уж очень долго прогоняли…

— У меня вопрос, — перешел он в наступление, — этот… Захаров, он признался только в покушении на меня и отца? Больше ни в чем?

Онаньев отвернулся к окну, некоторое время размышлял и вздохнул:

— Вы в списке — предпоследний. Он сознался в тридцати шести убийствах. Все из-за квартир. Пенсионеры, детдомовцы, одинокие женщины…

— А кто брал показания, известно? — задал следующий вопрос Артем. — Это не похоже на милицейскую съемку…

Онаньев вздохнул еще глубже.

— Да это и не милицейская съемка. Пленку нам подбросили, но многое в ней достоверно. Это действительно некто Захаров по кличке Захар. Вор, судим. Сожительница не видела его уже несколько дней.

Перед глазами адвоката вспыхнула сцена: замотанный в целлофан труп суют в багажник заляпанного грязью, битого-перебитого «Москвича». А следователь говорил и говорил — сосредоточенно и очень ровно.