Квартира

— Твое счастье… — прохрипел он, — что я тебе равно ответить не могу…

На это и ушли его последние силы. Приподнятая над бетонным полом лысая голова со стуком ударилась об пол, и Артем, глянув на торчащую в области печени заточку, тронул пальцем вену под челюстью. Пульса у бандита не было.

— Готов.

Зойка тихо, но с чувством ругнулась и схватила стоящую в углу сумку, видимо, с ее вещами.

— Как хочешь, Кореш, а я здесь и часа лишнего не останусь.

Кореш снова поднялся с дивана и, чуть подволакивая ногу и все так же прижимая ладонь к боку, двинулся к выходу.

— Я тоже сваливаю. Разбегаться надо, пацаны… И это… труп не бросайте. Суньте в багажник, по ходу разберемся, куда его…

Захар

Александр Дмитриевич жалел, что связался с одноухим Захаром, десятки раз. Да, работу он делал, и за каких-то полгода бригада Захара выдавила из дома почти всех. Но иногда все складывалось так, что у Жучкова мороз шел по коже. В числе таких ситуаций была смерть старого мидовца Андрея Андреевича Павлова. Да, понятно, что этого старикана было не запугать — другого сорта человек, и все равно… Жучкову категорически не нравился такой исход.

Не тянула бригада Захара и в случае с Варварой Серафимовной Штольц. Смешно сказать, но на сегодня основной проблемой Жучкова был вовсе не Павлов; главной головной болью невидимых участников двухмиллиардного проекта оставалась эта пенсионерка. Прожившая полгода за границей, она поначалу вообще была недоступна для бригады Захара, да и теперь оставалась неуловимой. Этот вопрос и должен был раз и навсегда решить Захар — уже несколько часов назад.

Сначала Жучков просто ждал звонка. Затем не выдержал и позвонил сам, но трубку не брали. А когда он уже после полуночи съездил к ненавистному дому, то увидел в окне пенсионерки неяркий желтый свет и ее саму, кропотливо наносящую глину на огромную, выше человеческого роста статую. По слухам, она ваяла эту статую уже лет двадцать.

— Я не понял, Захар, — пробормотал Жучков под нос, — ты где?

И когда телефон все-таки позвонил, он облился холодным потом и взял трубку осторожно, словно та была испачкана в крови.

— Да?

В трубке горестно всхлипнули, и по спине Жучкова прошла волна холода.

— Кто это?

— Дядя Саша? — снова всхлипнула трубка. — Это я, Мышка.

Именно этим ласковым прозвищем любил называть брянскую племянницу Александр Дмитриевич, но теперь, после нескольких часов ожидания известий от Захара, ему было не до нее.

— Что стряслось, Мышь?

— Он меня бросил… — разрыдалась племянница.

Жучков тоскливо глянул в окно. Он всегда знал, что сожитель племянницы ненадежен, но чужую жизнь не проживешь, а сейчас он ждал совсем иного звонка…

— Другого мужика найдешь. Ты красивая. Не плачь.

— Дядя Са-аша… — завыла племянница. — Я не могу не плакать.

— Все! Хватит! — заорал Жучков и едва не шваркнул телефон об пол. — Не сегодня! Оставь меня в покое! Дай мне хоть сегодняшнюю ночь пережить!!!

В трубке испуганно икнули, и связь оборвалась. Но одноухий Захар не позвонил ни в час ночи, ни в два, и Жучков признал, что происходит непоправимое: он безнадежно срывал жесточайше оговоренные сроки.

«Неужели придется ремонтировать прорыв?»

Трубы в доме давно прогнили насквозь — тронь пальцем, и получишь настоящий гейзер. Продолжить — с того же места — ликвидацию проблемных мест отопления и горячего водоснабжения было единственным шансом практически мгновенно сбагрить эту площадку напористому девелоперу Поклонскому.

Начальник жэка знал, что его поддержат. Специалисты Поклонского действительно умели решать проблемы и пробить еще одну-две новые бумаги через непосредственное начальство Жучкова могли. Вот только делать грязную работу все равно приходилось ему, и как же Александр Дмитриевич этого шага боялся…

Зойка

Из подвала они вышли вместе: Артем вел под руку подрагивающую Зойку, а двое детдомовцев — теряющего силы Кореша.

— В больницу? — приглашая садиться, кивнул в сторону машины Артем.

— Сами управимся, — отказался Кореш, и все трое двинулись в сторону заляпанного зимней грязью битого-перебитого «Москвича».

— Увези меня отсюда, адвокат, — Зойка прижалась к Павлову, — подальше…

Артем открыл ей дверцу, бросил Зойкину сумку на заднее сиденье и вдруг подумал, что посмотреть в глаза умирающему убийце отца — ничуть не худшие поминки, чем грустно посидеть за столом. Хотя перед мамой все равно было стыдно.

— Здесь ты и жила? — сев за руль, спросил он.

— Одну ночь…

Артем вспомнил, как еще вчера спасал истицу от разъяренной потерей квартиры Зойки, и покачал головой: событий за минувшие сутки было столько, что в иных обстоятельствах и за полгода не происходит. Зойка склонила голову на его плечо, и в груди у Павлова стало горячо и томно. Он утопил педаль газа, и машина послушно помчалась по свободному в ночное время московскому шоссе… А потом был тускло освещенный подъезд, где он поцеловал ее в первый раз, и Зойка ответила с такой страстью, что время и пространство потеряли значение, и он пришел в себя лишь поутру, когда во дворе вечно ремонтируемого дома загремело железо и послышался мат работяг.