Сжимая мобильник, вышла на крыльцо, хватанула носом, ртом посвежевший воздух. Но и воздух словно был напитан кровью, и кровь перебивала аромат трав, запах остывающего дерева, твердеющего после дневного пекла толя на крыше угольника…
Продышалась, огляделась. Огород тихо спал, на западе небо по краю было багряным – солнце сидело где-то там, сразу за горизонтом, – а на востоке уже появились голубоватые мадежи – солнце готовилось встать. Неверная ночь конца июня.
– Мама! Мама! Я сегодня пьяный! – отрывисто загорланили совсем рядом на улице; Тузик не отреагировал лаем. – Я сегодня пил! И буду пить! Потому что завтра! На рассвете! Я поеду…
– Чего орешь? – тоже почти за самими воротами перебил пожилой голос.
– А ч-чё? Я два га руками выкосил – мне можно!
– Иди спи.
– Ты кто такой? Чё ты мне указывашь?
– Не ори, а то быстро язык выдерну.
– Попробуй, сучара!
– Не сучься. Иди проспись.
– Да пошёл ты! – И снова раздалось безобразное, во всю глотку: – А да потому что завтра на рассвете-е! Я поеду юность хорони-ить!..
Пение стало удаляться; пожилой голос пробормотал вслед:
– Задавить бы, да жалко дурака…
Ольга осторожно, словно каждое её движение могло угрожать ей, подняла к глазам мокрый от пота мобильник, нашла кнопку вызова. Нажала. Экранчик весело засветился желтеньким – «звони, пожалуйста».
Может, минуту, а может, десять минут, двадцать, полчаса, Ольга пыталась сообразить, как позвонить в милицию с мобильника. Экранчик давно погас, а она стояла и тупо соображала.
Ну позвонит, скажет… Что дальше? И её затаскают на допросы, а скорей всего, посадят. Или условное… Вот семейка получится – муж отсидеть не успел и уже жена под судом… Как докажешь, что она ни при чем? Жива осталась, значит – при чём… А если всё обойдется – ещё хуже. Виктор. Да, он её не отпустит. Теперь-то уж тем более. Он и Серёжу тоже…
Когда-то почти в детстве – лет в двенадцать-тринадцать – Ольга часто думала о самоубийстве. Поводом для этих мыслей становились двойки в школе, ссоры с одноклассницами, пацаны, которые любили травить именно её, обзывать морхлой… Ольга ложилась на кровать в своей крошечной комнатке – теперь комнатка должна была стать спаленкой для их с Сережей ребенка – и представляла: дожидается, когда дома никого не будет, берёт в летней кухне плетёную верёвку и идёт с ней за баню. Там есть выпирающее, зачем-то не отпиленное по размеру с остальными бревно. Почти под крышей… Подставляет ящик, привязывает один конец верёвки к бревну, а на другом делает петлю. Она умеет делать этот затягивающийся узел. Надевает петлю на шею, стягивает узел к шее и прыгает с ящика. И всё исчезает…
Но постепенно Ольга привыкла жить, преодолевать неприятности и беды, и о верёвке, бревне на бане забыла. А теперь вспомнила, и сразу, с готовностью, нарисовалась отчётливая, осязаемая прямо картинка. И – самое соблазнительное – появилось ощущение свободы. Полной. Освобождение… Ни жары, ни холода, ни огорода с проклятым подсвекольником, ни Тузика с бесящим лаем, ни изводящего на нет ожидания Сергея, ни этого Вити с его руками и просящим взглядом… Ничего не будет. Ничего…
Ворохнулся в сумраке дальний свет фар на объездной дороге. Щупающие блики. Потом и звук мотора послышался.
Возвращается… Опоздала! Все опоздала… Сердце буквально – не врёт поговорка – стало рваться из груди… Ольга заметалась. Добежать до летней кухни… Да нет, давно не висит там веревка на гвоздике… Вот бельевая протянута от крылечного столба до черёмухи… Надо нож… Да пока срежешь…
Машина въехала в улицу. Свет трясся – дорога неровная, в колдобинах вся… Медленно едет… Замерев, затаившись, Ольга следила – минует или остановится. Не выбирала – не знала, что хуже, что лучше – просто следила. Ждала.
Свет фар ушёл дальше, за дом; казалось, сейчас и машина исчезнет, пропыхтит дальше… Мало ли по ночам у них тут ездит всяких…
Звук мотора изменился, стал не таким натужным, и Ольга поняла, что машина остановилась возле ворот. Что-то мягко защёлкало, раздалась негромкая команда… Не Виктора голос…
Короткая тишина, а потом калитка резко открылась, и во двор быстро вошёл человек. В форме, фуражке… Тузик бросился с лаем на него, но за первым появился второй, третий. И, видимо, решив, что с такой толпой не справиться, собака попятилась, лай стал тихий, беспомощный.
Ольга стояла и смотрела, как люди подходят.
– Кондаурова? – спросил её первый. – Ольга?
– Да…
– Ты хозяйка дома?
Она кивнула, но так, чтобы кивок не заметили. Не получилось.
– Отлично. В доме кто есть?
– Нет, нету.
– Костян, проверь.
Второй, придерживая на боку крошечный автоматик, вошёл в избу. Третий стоял под крыльцом. Тоже с автоматиком.
– Есть место! – весело сообщил второй, возвращаясь. – Как барана зарезали.
– Вызываю бригаду тогда. А ты, Кость, давай понятых пока надёргай.
– Да где я их сейчас?..
Первый стал злиться:
– Глянь свет где горит… Я тут до обеда торчать не хочу. – Вытянул из нагрудного кармана обычный мобильник, потыкал кнопки. Ждал, когда ответят, смотрел на Ольгу, как на добычу. Не выдержал молчания, заговорил: