Квартирная развеска

— Ведь я писатель, — отвечал Наумов, — стало быть, есть у меня необходимое для работы художественное воображение. Поскольку писатель я талантливый — что вы такое лицо делаете, я не хвастаюсь, я объясняю, констатирую, обо мне всякие лестные слова известный всем Лихачев произносил, если вам доказательства нужны, — воображение у меня отменное. Но — как бы вам объяснить? — характер воображения моего совершенно земной, человеческий, местный, поэтому в отношении того, что было, да и того, что нас ждет, я всегда попадаю в точку. Я тоже хочу вам вопрос задать. Вы узнали Соловка на фотографии: почему?

— У него, если присмотреться, пятнышко на лбу. Бывший шрам, отметинка. Да я его и видел не единожды, он запоминающийся дельфин и необычный.

— Где же вы его видели?

— В трех дельфинариумах: Беломорском, Тихоокеанском и Московском. Я биолингвист и занимаюсь проблемами речи животных. А Соловок по своим речевым способностям от собратьев-белух отличается, он меня всегда интересовал и, если хотите знать, удивлял и очаровывал. Видите ли, до работы со звуковыми сигналами животных занимался я сначала певцами, корректировкой певческой подачи нот, модуляций и проч., связанными с пением, а потом — между нами — работал в закрытом подразделении в группе, специализировавшейся на распознавании голосов и изменении их при передаче на расстоянии техническими средствами биометрической идентификацией личности по голосу.

— Шпионажем баловались?

— Да, но и не только. Юриспруденцию поддерживал, например. И по совокупности явлений много у меня было наработок, был я слухач-тонкач, а прозвище мое было Voiceмэн. Мы занимались созданием систем распознавания речи, независимых от диктора, преобразованиями речевого сигнала в цифровую информацию, скрытыми Марковскими моделями, Байесовской дискриминацией, нейронными сетями. Я занимался моделями акустическими, интенсивность, амплитуда, джиттер, шиммер. Полгода, помнится, интересовало меня субвокальное распознавание речи, регистрируемое датчиками в процессе молчания. Потом я занимался декодерами разного толка, методикой сокрытия речевой информации телефонного канала. Одни сотрудники шли в направлении создания говорящего компьютера, другие — защитой от чужих ушей абонента. Я менял компании не только по воле направлявшего меня в разные звенья нашей неуловимой цепи, но и по личной наклонности и эгоистическому любопытству. У меня были личные достижения и наработки ноу-хау. И по моей системе протестированный Соловок сильно отличался от собратьев своих. Кроме классических пятидесяти звуковых сигналов — т. е. визга, щебетанья, клекота, скрежета, пронзительного крика, рева, кряканья, стонов, человеческого смеха, «репетиции оркестра», «взлета самолета», скрипа дверного, писка, щелканья, взрывного и простого фырканья, трелей, жужжания, свиста, блеяния, ржания, хрюканья, наборов согласных и гласных, ультразвуковых радарных щелчков, — были у него фразы голосовые, не встречавшиеся ни у кого из белух, совершенно загадочные. Я разгадал одну из этих загадок, отчего она стала еще непонятнее. Кроме всего прочего, я попытался ввести в изучение звуковых сигналов и голосов дельфинов основные свойства характеристики человеческого голоса: темп, тембр, высота, речевой тон и так далее. Так вот, голос Соловка обладал в превосходной степени одним из самых непостижимых человеческих голосовых свойств: полетностью.

— Что это? — спросил Наумов.

— Владеющего такой способностью выступающего хорошо слышат люди на большом расстоянии. При этом он не увеличивает громкость. Способность нечастая, я бы сравнил ее с элевацией артистов балета, с природной высотой, легкостью и длиной прыжка. Достаточно вспомнить легендарного Вестриса, Нижинского, Барышникова, то ли утонувшую, то ли утопленную молоденькую Лидию Иванову.

— В этом и загадка, о которой вы упомянули?

— Нет. Кроме всего прочего принимал я участие в смешанных исследованиях, комплексных, поддерживаемых, в частности, анализом энцефалограмм испытуемых. У человека и некоторых животных состояния сна и бодрствования дают совершенно разные записи токов мозга, по их графике легко определить — спит подопытный или бодрствует; но у человека есть еще третье состояние, которое можно сравнить разве что с картиной глубокого спокойного сна здорового сытого младенца. Это состояние — молитва. Так вот у Соловка было набор полушелестов на фоне энцефалограммы, сопоставимой с таковой молящегося человека.

— Может быть, кто-нибудь молился при нем или за него? — предположил Наумов. — И ваш суперсообразительный дельфин пытался молитву повторить? Кажется, у белух разные ареалы, любимые места; может, у монастырских стен плавал да и услышал?