И в это время в кабинет ввалился Громов, таща на прицепе какого-то мужика с громко дребезжащим мешком. Услыхав звон стекла, глаза Близнюка, на мгновение вспыхнули яркими звездочками надежды, он, собравшись с силами, преодолел себя, встал и сделав два шага, заглянул в мешок. Наверное, несчастный алкаш надеялся, что Дед Мороз притащил ему мешок бутылок к пивом. Увидев в мешке всего лишь хрустальную посуду, капитан отшатнулся и нетвердой походкой вернулся на место. Громов положил на стол какие-то бумаги, что-то спросил у Близнюка о здоровье, но услышав о том, что его посылали за вещами с квартирных краж, а не за всякой ерундой, послал старшего опера к его маме, кинув тому, почти в лицо, свой рапорт и вышел из кабинета. Потом полтора часа длилась комедия характеров. Наш босс самоустранился, выйдя из кабинета и исчезнув в неизвестном направлении. Мой напарник красиво пуская дымные колечки и глубокомысленно отхлебывая чай из кружки, делал вид, что он страшный опер, запугивал мужика блатхатами, противоестественными половыми актами и прочими нехорошими излишествами, а мужик, быстро успокоившись, лениво отбрехался, делая вид, что боится. Около восемнадцати часов я нашел нашего босса в кабинете начальника розыска. Близнюк маленько порозовел и даже улыбался, в кабинете стоял легкий аромат коньяка, а на приставном столе располагалось блюдце с парой карамелек.
— Ну что, Кадет, покололи мужика?
— Ну так… он эту посуда на товарной станции, у сопровождающих вагоны покупает, ну типа усушка-утруска, а потом на базаре продает, в два раза дороже. А сегодня проспал и на базар не успел, а деньги на новую закупку нужны. Ну и решил по-быстрому на Привокзальной площади скинуть.
— Так что, заявления нет?
— Нет конечно, может быть у «линейщиков» где-то и есть, но вот где? Страна то большая.
Близнюк поморщил лицо, как будто мыслительный процесс причинял ему физическую боль:
— Ну и гоните его на хрен и через пятнадцать минут на развод приходите. Объяснение только какое-нибудь с мужика возьмите.
Студент выдохся. Когда я вошел, они с задержанным молча курили, не глядя друг на друга.
— Так дядька, пошли обратно в дежурку — я поманил мужчину пальцем на выход. Когда дверь кабинета захлопнулась, я сочувственно спросил:
— В туалет отвести? А то, тебе у нас, еще куковать долго.
— Ой, начальник, отведи, если не сложно.
Пока задержанный с наслаждением журчал над вонючей дыркой, я негромко спросил:
— На волю хочешь?
— А что надо?
— Пятьдесят рублей.
Мужик замер, воздав голову к закопченному потолку и забыв застегнуть ширинку.
— Начальник, давай тридцать. Больше не могу, самому деньги нужны.
За дверью туалета послышались чьи-то торопливые шаги, мы замерли, как два заговорщика, но человек прошел мимо.
— Сорок — последняя цена. Не хочешь — я домой пойду, а ты до утра оставайся.
— Ладно, сорок — гражданин начал вновь расстегивать брюки, потом, вдев пальцы за пояс, вытащил несколько красных бумажек с портретом Вождя и отсчитал мне оговоренную сумму.
Я, аккуратно спрятав деньги в карман, препроводил мужчину в дежурную часть, где ему вернули изъятые паспорт, часы и комок мятых купюр. Я, на всякий случай, надиктовал ему объяснительную, что он был задержан на Привокзальной площади за мат в общественном месте, о чем раскаивается и обещает так более не делать.
— Я мешок? — мужик, деликатно подталкиваемый мной на улицу, остановился перед самым крыльцом.
— А ты что, с мешком был? — я скривился в усмешке, показывая, что в случае, если мужчина настаивает на наличии у него какого-то мешка, то это будет уже новая история.
— Не-не, это я что-то перепутал — мужчина развел руками в сторону, сделал несколько шагов и смешался с спещащей вечерней толпой горожан и гостей Города. Вот нравятся мне сообразительные люди.
Утром следующего дня Близнюк доложил, что из СИЗО этапировали Глазырина и сегодня их линия будет плотно работать с ним, а я продолжать работать по местам сбыта. После этого сержантский состав и прочих, не имеющих допуска к секретным делопроизводству, из кабинета попросили, и я двинулся с Кадетом и Студентом в пока еще наш кабинет, попить с утра чаю, тем более, что заварку покупал я.
Мешка в кабинете уже не было. Первым о нем заговорил Близнюк, вернувшийся с совещания:
— Громов, вот твоя доля.
Из-за шторы были извлечены три маленькие розетки для варенья и почти торжественно поставлены передо мной.
— Не стоит, Владимир Борисович, я такой посудой не пользуюсь.
— Ну как хочешь — капитанская рука рачительно убрала хрусталь обратно за занавеску: — нам же больше достанется.
— Это точно.