Квартирник у Маргулиса. Истории из мира музыки, которые нас изменили

О. Н.: Негоро – это был обрусевший африканский князь, родители которого приехали в 1929 году, сбежав от рабства в СССР. Родился Егор, он же Негоро. И, собственно, это выглядело так: у меня были такие дреды из искусственного меха, такой Пушкин немножко, Миша был Кротон, гитарист был Дантесом. И бибисишники, которые предварительно все это снимали, говорят: «Ой, вы точно займете первое место!». Мы заняли последнее место на отборочном туре у нас в стране. Подошел Серега Смолин из «Квартала» и говорит: «Я понял, вы же панки».

– Что за песня была?

О. Н.: «Пушкин, Пушкин». С чего там начинается? (Поет.)

Пушкин, Пушкин, 
Тебе подарю я электрогитару, 
Пушкин, Пушкин. 
Оставь мне улыбку свою и глаза. 
Стихает за окнами шум, 
Лежу в нетерпении пытаюсь заснуть. 
Я знаю, что скоро увижу тебя…

И так далее… Все дело в том, что в истории развития России был такой год, когда не было ни одного слова про Пушкина. Думаю, что-то как-то, брат Пушкин, надо тебе песню посвятить. Представляешь такой проект мог бы быть и образовательный типа Gorillaz. Пушкин на барабанах, Лев Толстой на басу, Гоголь, естественно, на солике – хороший проект, скажи?

– Хороший проект, да. Хороший. Делай.

О. Н.: Нет, что ты.

– Потому что начало уже песни есть: «Пушкин, Пушкин…» Классно звучит же.

О. Н.: Мы сейчас вам другую споем – эротическую. Пока еще эротическую. Значит, такая история. Мы написали эту песню и потом задумались: ну что вот «Мегаполис», кто мы вот для девушек? Ботаники какие-то, дай-ка мы в кадре будем такими. Песня есть, готова. Надо снять клип. Думаю, пусть этот клип будет в Санкт-Петербурге. Такая большая питерская квартира. Там девушки-студентки, самые красивые питерские студенты ходят. И мы такие красавцы. Мы нашли режиссера, он сказал: «Да, я все сделаю».

Мы едем на машинах в Питер. Он говорит: «Вы знаете, я чуть-чуть отступил от вашего сценария. Миша будет пират, ты будешь какой-то барон семнадцатого века, ты будешь летчик, а Антон будет космонавт». И в общем, самые красивые девушки-студентки, они были набраны. Мы должны были с ними купаться на рассвете. В итоге девушки проплыли на лодке, не видно было ни одного лица, потому что они еще загораживались зонтиками и ничего не получилось. Вы закройте глаза, как будто это все-таки наша версия.

(Песня «Эхо».)

– Когда мы были молодыми, петь на немецком языке считалось как-то все-таки не по-нашему. «Битлы» не пели, и не фиг петь по-немецки. Вдруг появляется «Мегаполис», который песню «Ландыши» перепел на немецкий язык.

О. Н.: Ну, во-первых, «Битлы» стали «Битлами» в Гамбурге. Немецкий вольный город.

– Ну это «Битлы». А тут «Мегаполис».

О. Н.: Ну а что «Мегаполис»-то? Тут, понимаешь, мальчик ходил в специальную школу, родился в немецком родильном доме в Лефортово, немецкая спецшкола, преподавание на немецком языке, немецкая семья, две недели Дрездена в 75-м году…

– Это как раз тот проект, известные песни, как же они назывались?

О. Н.: «Нерожденные шлягеры нерожденной эпохи».

– Да.

О. Н.: Да, это было. Мы играли в 90-х в такую игру. Мы были такой клубной группой, и мы придумали такую историю, что последняя война была англо-бурская, 94-й год. Пангерманская граммофонная индустрия, хиппи-сороковники, немцы, коротко стригутся, белая одежда. В общем, все на немецком языке. И мы с этой программой повеселились. А вообще это такая глупая история. Мне одна моя подруга, журналистка из Германии, сказала: «Слушай, Олег, ну Германия объединилась, американизмы немецких песен в огромном количестве. Переведи русские шлягеры, им не будет цены». Это была суперновогодняя шутка, а я принял за чистую монету. Раз и мы перевели «Течет река Волга», «Трус не играет в хоккей». Мы даже перевели песню о тревожной юности и с блеском сыграли ее в Кельне. Но так как там были слова «юность, над тобою знамена», на немецком языке это очень звучало двусмысленно. Но «Рамштайн» через двадцать лет отфиналился в Олимпийском этой песней.

– С твоим переводом?

О. Н.: Нет, они ж сами гэдээровцы, они все и так знают. И вот, в общем, родился этот «Карл-Маркс-Штадт».

– Ну, шарахни.

О. Н.: Ну зачем я сейчас его буду петь? Его и так все знают.

– Ну как скажешь. Хотя намекни.

(Напевает по-немецки.)

О. Н.: Какая фонетика чудесная немецкая! Поэтому битлы-то и остерегались.

– Вот да.

О. Н.: А нас на амбразуру, да?

(Аплодисменты.)

– Бесспорно, вернемся к «мягкому порно». Это не мои слова, это слова Олега.

О. Н.: История такая. Я сочинил песню, но пока моей дочери не исполнилось шестнадцать, не мог ее спеть вслух. Вообще нигде никогда не исполняли. Исполнили только ради русского Берлина, потому что там немцы, и им все равно, что поют. И потом, все-таки немецкий язык, знаете, долгое время считался языком чего?

(Песня «Улыбки любви, или Ezhik forever».)