Квартирный вопрос

— Почему ты думаешь, что никакой радости?

Он странно посмотрел, а потом легко поднялся, и на меня уже взглянул с улыбкой.

— Действительно. Это тот мужик с фотографии? Презентабельный.

— Какой мужик? — нахмурилась я.

— На книжном шкафу фотография, я видел. С тобой в обнимку.

— А-а, — я от облегчения даже рассмеялась. — Нет, это дядя мой. Они с Сонькой в отпуске сейчас.

— А Сонька кто такая?

— Подружка моя.

— Как интересно, подружка с дядей, ты мужа уводишь… А говоришь, что в твоей жизни ничего не происходит.

Я разозлилась, как посчитала, совершенно справедливо, поднялась и подхватила края пледа, а на Мартынова взглянула с таким достоинством, словно была, как минимум, царственной особой.

— А кто тебе дал право говорить о моей жизни в таком тоне? — Глеб выразительно закатил глаза, а я заявила: — Я иду спать!

— Самое время, — согласился он и в спину мне поинтересовался: — Спокойной ночи?

— Иди к чёрту!

— Замечательное пожелание на сон грядущий, — вздохнул он.

Наутро мы с Димкой поругались. По телефону, то есть. Он позвонил рано утром, за что я уже на него разозлилась. Потому что почти до утра проворочалась с боку на бок, в ожидании его гневного звонка. Почему-то мне казалось, что он непременно позвонит сразу, как только узнает… а узнать, по моим предположениям, должен был сразу, как только мы с Раей расстались в ресторане. Но ничего этого не произошло, и отзвонился Калинин только утром. И сразу начал с обвинений. Я пыталась ему объяснить, пробовала перебить, но у меня, как всегда, ничего не получалось. А у Димки выходило так, что я чуть ли не предательница. Хотя, при чём тут — чуть? Совсем не чуть. Я вдруг, в один день, превратилась в коварную изменщицу. Кто бы мог подумать?

Димка всё спрашивал — кто он, кто он? А мои доводы и объяснения до него вроде бы и не долетали, я даже со злостью уставилась на телефон, который, кажется, работал только в одном направлении — я Калинина слышу, а он меня нет.

— Ты поэтому отказалась ехать в Москву? Потому что у тебя кто-то появился?

Я стояла на крыше, ветер дул в лицо, а я смотрела на серый, какой-то неприветливый этим утром город.

— Дима, ты меня не слушаешь… Это просто мой знакомый!

— С которым ты ходишь по ресторанам и обнимаешься у всех на глазах!

— И что? Я же с ним не целовалась у всех на глазах!

— Ева, ты меня удивляешь, — глухим, безжизненным голосом пожаловался Димка, а я вдруг усмехнулась, причём довольно громко.

— Правда?

— Да! Я здесь… я всё для нас делаю, ночей не сплю, можно сказать!..

— И чем же ты занят? — поинтересовалась я.

Повисла тяжёлая пауза, и я даже расслышала еле слышно играющее в трубке радио. Стало не по себе, и пока я пыталась придумать, как ситуацию разрулить, как попытаться Димке объяснить, а может и быстренько с ним помириться, Калинин заявил:

— Я всё бросил ради тебя, сначала начал, а ты ведь об этом совсем не думаешь, правда?

Стало стыдно. Я закрыла глаза и ногой с досады топнула.

— Дима!..

— Ну что? — Его печальный вздох на другом конце провода окончательно меня доконал. — Не думал я, что у нас с тобой когда-нибудь возникнет такой разговор.

Сказывалась нервозность, которой в последние дни мне перепало с лихвой, наверное, поэтому трагизм в Димкином голосе всё-таки больше злил, чем пугал. Откликнуться на его боль я не пожелала, извинений моих ему почему-то упорно не хватало, видимо, я должна была перекреститься в знак того, что говорю ему правду и только правду, но Калинин, по понятным причинам, видеть этого не мог, и оттого верить не спешил. В общем, разругались в пух и прах и Димка, в итоге, отключился первым. Я в сомнении, но продолжая кипеть от негодования, посверлила замолчавшую трубку взглядом, всё ещё ожидая, что Калинин всё-таки перезвонит. Ведь есть же у него совесть? Хоть немного… Но телефон молчал, и вот тогда я разозлилась уже по-настоящему. Решила, что сама ему звонить не буду, ни за что.

Вдруг поняла, что это первая настолько серьёзная наша с Димкой ссора. Подумать только, почти за два года!.. А я от злости даже расстроиться по-настоящему не могу. Ногой топнула, ожидая, что рыдания всё-таки подкатят и можно будет от души пореветь, себя пожалеть и, возможно, тогда легче станет. Но вместо рыданий в квартире вдруг грохнула музыка, я вздрогнула от неожиданности и обернулась. Сквозняк пузырём выдувал на улицу новую штору, а с кухни нёсся знакомый каждому в нашей стране голос, который пел про розовый вечер и предлагал послать нерадивого возлюбленного куда подальше.

Квартирант проснулся. Интересно, просто проснулся или подслушивал? Судя по выбранному музыкальному сопровождению — точно подслушивал. Гад.

Глеб высунулся из кухни и улыбнулся мне уж чересчур жизнерадостно.

— Сок будешь?

Я молча указала на ящики с цветами у стены.

— Ты зачем туда лазил?

Мартынов сначала на меня глаза вытаращил, потом на цветы уставился.

— Я туда не лазил.

— Глеб, давай ты меня не будешь злить, — попросила я и нахмурилась сильнее. — Ящик с красными петуньями должен стоять в середине, а фиолетовые вокруг. И не смотри на меня, как на идиотку! Я про цветы говорю…