Квазар

Нашел работу нервов. Рекомендовал покой, аспирин и воздух, максимум свежего воздуха. Назначил спанье на улице в теплом мешке и легкое питание — омлеты, вареная курица, желе…

— Так вот к чему тебе приснился маринад! — ахнула тетка. — Ты был замаринован в своей комнате.

— Свежий, обязательно свежий воздух!

«Однако какой он чувствительный, — соображал Иван Васильевич. — Придется регулировать ему нервишки».

— Пейте витамины, Б-комплекс, — говорил он. — И не скисайте.

Ему казалось, что Павел угрюм. С врачебной игрецой он успокаивал его:

— Сегодня мы поднимемся, мы будем ходить, мы будем умницей…

— Постараюсь, — угрюмо сказал Павел.

— Он будет в саду, у яблонь, — обещала тетка врачу.

Глава вторая

1

У тетки была давняя вражда с дроздами. Обстоятельства этого дела таковы: среди прочих яблонь в саду произрастали два дичка. Эти некультурные яблони в углу сада с давних времен плодились мелко и уксусно-кисло.

В одном дички были хороши. Когда осенним днем Павел возвращался усталый и жаждущий пить, то любил рвать яблочки, сгребая их пальцами с веток, и всю пригоршню ссыпать себе в рот, отсасывая мякоть.

Это освежало, прогоняло жажду. Своеобразная кислинка часами сидела во рту, а если подышать, раскрыв губы, то чувствовался аромат яблок.

Дрозды рассматривали яблочки как основу своего питания, тетка же открыла в них витамин. Он укреплял ее сердечную мышцу, снимал дневную усталость. В этом году дички хорошо потрудились: выбросили свежие побеги, цвели — будто пенились. Пчелы прилетали и с загородных пасек — гул стоял! Шмели ползали с цветка на цветок бархатными мышатами. Даже синие мухи присаживались на цветы, а прохожие глядели поверх калитки.

Теперь яблочки вызрели, от заморозков они помягчели и сморщились. Они едва держались на тонких плодоножках. Тетка строила план заготовки их на зиму.

Но поналетели дрозды. Что-то приманило их в город — несметным числом.

Они торчали в каждом саду, лишь бы росли в нем рябина, яблоня, боярышник.

Плотность нынешнего дроздиного постоя была высокой, на каждый сад приходилось по шесть — восемь птиц. На окраине же, где разместились мичуринского типа сады или входил в город лес, держались крупные их стаи.

Тетка поручила Павлу охрану яблочек.

«Воздушку» взяли у соседа Борьки. Он был практичен и требовал за прокат ружья досыта этих же самых яблочек. Отверг морковь, отказался от конфет — так был принципиален.

— Но только есть будешь один раз, — сказала тетка.

— А два-а?.. — протянул Борька. — Ружье почти новое.

— Раз! — сказала тетка. — Ты вон какой емкий, пузо — бочонок.

Она стояла рядом, пока Борька поедал яблочки. Следила, чтобы он не пихал их в карманы. Борька ел долго. Принявшись утром, оторвался в половине дня и пошел домой. И не через забор, по обыкновению, а калиткой. Она тихо закрылась за ним, и Джек гавкнул на этот стук.

Вечером мать Борьки пришла за желудочными таблетками и электрической грелкой. Тетка молча, поджав губы, дала то и другое. Павлу она сказала, что Борьку за жадность бог наказал.

— Ты его наказала, — усмехнулся Павел. — Жалко тебе стало этой дряни.

…С Борькиной «воздушной» Павел и был усажен под яблонями. Оделся он в демисезонное мягкое пальто, сидел на скамеечке, от холода подняв воротник.

Ложе ружья было в предлинных царапинах. И Павлу думалось, что сдавал Борис ружье кошкам — для добывания пернатой мелочи. Он усмехнулся — углом рта.

А перед ним проходила осень в саду — ненаблюденная. И теперь он был рад заняться этим — проследить все предснежные перемены в жизни птиц и растений, в жизни старых заборных досок, проглядывавших меж веток.

Надо смотреть, смотреть. Так его несло последнее время, и вот сейчас, в неторопливости болезни, он впервые замечал свои потери.

Еще думалось, что маленькое не замечается людьми. Зеленые и маленькие… По справедливости, если уж и уважать жизнь (лес, землю, себя), то маленькие и безответные — кузнечики ли, воробьи, кустики травы мокрухи — требуют уважительного отношения. И старательного изучения.

Не того, когда их мучительно режут на части и рассматривают под лупой, а иного — доброго, пристального, долгого наблюдения.

А сколько красивого в осени. И глаз Павла радостно замечал блеск яблоневой коры — зеленоватой и кажущуюся черноту яблочек, окутывающих ветки.

Он рассматривал желтые, изношенные до дыр листья хмеля, почерневшие папахи георгинов, что понурились, кланяются земле.

Видел их тени, по-осеннему вялые и длинные. И впервые заметил, что солнце осенью и меньше летнего, и ходит ниже его.

2

Вдруг шум — быстрый — ударил по ушам. Мелькнувшее коричневое движение закончилось на ветке, приняло форму дрозда.

Ветка качалась: вверх-вниз, вверх-вниз… Она трогала другие ветки и роняла — одно за другим — маленькие яблочки.

Они падали со звуком крупных дождевых капель.

«Ага, дрозд прилетел…» Но Павел так долго блуждал в размышлениях, что потерял быстроту. Вместо того чтобы взять с колен ружье и стрелять в дрозда, он стал определять свое к нему отношение.

Думал примерно так: