Квазар

Наталья улыбается тонко, хитро:

— Давай лучше пылесос купим.

— Это еще зачем? — подпрыгивает Мишка. — Рук у тебя нет, что ли?

— Ты повывертывай руки по целым дням. Думаешь, приятно.

Мишка собирает на лбу тугую гармошку, хитро морщится. Потом говорит:

— Ну, ладно, мне — костюм, тебе — пылесос.

— Истаскаешь… Выброшенные будут деньги. Купим холодильник.

— А мне чего?

— Так тебе же. Пиво будешь пить холодное.

— Ладно, стукнусь сегодня к Кузьме Ильичу. Ему сколько нужно за хлопоты, да и мне на пол-литра. Идет?

— Идет.

— Заметано… Ну, встаю…

Пошли в город. Михаил важно нес свое обтянутое шелковой рубашкой пузцо. Наталья семенила в шерстяной лиловой жакетке, присланной деверем. Было жарко, но женщины глядели завидующе — французская!

Зашли в сберкассу, сняли малую толику. Пошагали дальше. Мимо них проносились велосипедисты, отчаянно вертя толстыми, шерстистыми ляжками. У каждого на горбушке присобачен крупно написанный номер — соревновались от нечего делать. Поискали глазами Юрия, но, должно быть, проехал.

В центральной, высокой части города были самые интересные магазины. Ходить по ним, кажется, можно целыми днями — от прилавка к прилавку, от вещи к вещи.

Посудные отделы манили золочеными сервизами, супницами и разными прочими фарфоровыми штуковинами.

В ювелирных тянуло к часам, золотым клопикам, блеском схожим с бронзовками, жующими листья хрена в огороде Натальи.

И в других было полно соблазнов.

Они купили самоварчик с кипятильником и, радостно хихикая, долго разглядывали себя в пузатых его боках. Подходящего пылесоса не нашлось. Его покупку отложили.

В магазине готового платья Михаил долго примерял костюмы, переползая из одного в другой. Но в одном обтягивало спереди и отвисало сзади, в другом наоборот, у третьего рукава были нехороши. Поэтому костюм решили не покупать, а шить и купили бостону Мишке на костюм да Наталье на зимнее новое пальто.

Потом искали Кузьму Ильича, но специалист по сбыту холодильников помимо очередей и списков отсутствовал.

К вечеру кое-как вернулись домой.

Они вошли и закрыли калитку неторопливо и осторожно, чтобы не портить щеколду.

Наталья вдруг преисполнилась самых мрачных подозрений, оставила все свои свертки Михаилу, а сама поспешила вперед. Ей мерещились ужасы — воры (пес сладко спал у будки, задрав лапы вверх), уснувший с горящей папиросой Юрий и еще всякое разное. Она тихонько поднялась на крыльцо, тронула потайной запор и осторожно открыла дверь. Та — на смазанных шарнирах. Наталья прислушалась и шумно вбежала в дом. С койки вскочили двое, незнакомые, свекольно-красные. Это был Юрка, кобелина беспутный, и высокая брюнетка. Словно шило вошло под сердце Натальи. Вот ведь что творят!

— С…! — завопила она. — Вон из дома, потаскуха!

Она подступала, тряся вздетыми жилистыми руками, и глаза ее безумно выкатились.

— Вон!.. Вон!.. Вон!.. — вопила она. — Вон!..

И — Юрию:

— Ты, дурак, знаешь, с кем связался? Да она только под машиной не побывала!.. Она сифилисом больна!.. Подцепишь, а ведь из одной посуды едим.

— Тише ты, тише, — просил ее Михаил.

— Нечего мне рот затыкать!.. Я все скажу, все! Все!..

Черноволосая выскочила на крыльцо. Наталья рванулась следом. Мужчины перехватили ее, но не удержали. Она стала как пружина. Ее трясло, на губах пузырилась слюна.

И над улицей долго катался ее голос, пронзительный, режущий уши.

— Так-то, браток, — сказал, ухмыляясь, Михаил, — Такие, значит, дела… Вот они, бабы. Давай-ка выпьем.

— Не-не. Я пойду. К ней!

— Поздно, братуха. Обгадила. Лучше уж и не суйся — пока.

Братья выпили и подышали открытыми ртами, глядя друг на друга, разные, но схожие курносостью, толстыми губами и чем-то еще, зарытым глубоко. Почувствовали свою родственность. Покивали друг другу.

Вернулась Наталья. Сказала Юрию:

— Б… не води, осрамлю, — и занялась готовкой.

Наталья ковырнула в тарелке раз-другой и отодвинула. Один Михаил ел всласть — чавкал, сопел, отдувался. Наевшись, завалился спать. Храпел. Дергал ногой. Наталья, сжав губы, думала свое. Подобно змее, вылупившейся из яйца, маячил в ее думах Юрий.

Был он ничего — положительный. Вырос как-то сам собой, словно мак-самосевка. Кончил десятилетку, отслужил срок в армии. Работал, как и отец, — слесарем. И вот, пожалуйста!.. Пока что он живет на кухне, но ведь ему здесь и житья немногие часы — спать да есть. Остальное время на работе, на тренировках, да с девками. А вдруг женится!.. Как ни верти, у него в доме равная доля с Михаилом, раз уж Яков отказался от всего. Тот широк, бескорыстен, в отца.

Юрий, конечно, не отступится, да и как скажешь? И выходит, у него твердое, неоспоримое право на две с половиной комнаты, половину кухни и половину огорода. Положим, от кухни он откажется. Что же, тогда подавай ему три комнаты? Было над чем подумать.

Наталья решительно встала и вышла в сени. На сундуке валялся Юрий — одна нога туда, другая сюда. Отвернулся. Она подошла, положила руку на твердую грудь. Как железный! Толкнул ее.