КвазаРазмерность. Книга 2

– Магия превращалась в науку и рождала новую магию, позволяя будущим поколениям сделать свои открытия, воплотить мечты в жизнь и создать новые фантазии и мечты, – говорил конструктор сознания. – Сейчас ничего подобного нет. Человечество отказывается от материальности, от инстинктов, вознесших нас на вершину пищевой цепочки, но что мы получаем взамен? Стерильность? Обещание вознесения, перехода на новый уровень бытия?

После, используя модифицированный модулятор в темной, сырой норе, которую считал своим жилищем, Грабер вспоминал рассказы старого ученого о том, что раньше никто не использовал нейронные наркотики в одиночку.

– Это считалось моментом невозврата. Точкой, после которой увлечение превращается в зависимость, разрушающую жизнь.

Сейчас, плескаясь в воде и невольно заражаясь смехом загорелых жизнерадостных подростков, Грабер начинал верить словам конструктора воспоминаний.

– Ты когда-нибудь прежде использовала нейронный модулятор совместно с другими игроками? – спросил Грабер, когда они с Юмаки вернулись на берег, растянувшись на теплом песке.

– В моей банде не поощряется прием наркотиков. Особенно нейронных, – сказала она.

– Значит, сегодня для тебя это первый раз?

– Да.

– И для меня.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Словно обратиться в Репродукционный центр, чтобы получить ребенка, – сказала Юмаки.

Сравнение не понравилось Граберу, но он решил не спорить. Никогда прежде он не чувствовал себя таким свободным. Хотелось остаться в этом странном мире прошлого навсегда. И плевать, что реальность где-то там. Современный мир давно приучил людей, что реальность – понятие условное, эфемерное. Все можно объяснить. Все можно опровергнуть. Наука возведена в абсолют, уничтожая суеверия, но признавая неизъяснимость мироздания. Знания помогают разобраться в десятках предыдущих вопросов и рождают сотни новых, более сложных.

Грабер снова вспомнил слова старого конструктора сознания:

– Возможно, человечество изжило себя, достигло вершины бытия, и то, что сейчас мы считаем эволюцией, всего лишь шаг назад, к истокам, от которых мы ушли?

Грабер никогда не понимал этих слов, но и забыть не мог. Не понимал он и сейчас, но не мог удержаться и не процитировать их своей новой знакомой.

– Я не понимаю, что это значит, но мне нравится, какие это пробуждает чувства, – сказала Юмаки.

– Если хочешь, то, когда закончится трип, я познакомлю тебя с конструктором сознания, который сказал мне эти слова, и он попытается тебе все объяснить, – предложил Грабер.

– Звучит неплохо, – сказала Юмаки. – А установить мне такие железы, как у тебя, чтобы они сами вырабатывали нейронный наркотик, он сможет?

– Думаю, да.

– И сколько это будет стоить?

– Не думай о кредитах.

– С каких это пор копальщики стали богачами?

– Ты слышала о каналах Мейза?

– Так ты один из тех, кто обеспечивает информационный трафик между «Голодом» и Размерностью?

– Да.

– Забавно.

– Что забавно?

– Сегодня утром, когда началась ломка, а новых нейронных наркотиков достать не получилось, я думала, что хуже и быть не может. Потом мои игровые собратья из «Двухголовых драконов» загнали меня в ремонтные полости, пытаясь вышибить из игры за то, что я опозорила их, став наркоманом. Хотя больше, если честно, их раздражало, что я толкала наркоту в обход основной кассы… – Юмаки до слез в глазах вглядывалась в ненастоящее, рожденное нейронным трипом солнце. – А теперь ты предлагаешь мне познакомиться с конструктором сознания, и мы подключены с тобой к одному нейронному модулятору…

Они разговаривали до тех пор, пока не закончился нейронный трип. Сознания вернулись в игровую реальность, но фантомный запах моря прицепился к мыслям, заставляя снова и снова вспоминать солнце, пляж, беззаботных подростков…

– Нужно будет повторить как-нибудь, – сказала Юмаки.

– Обязательно, – согласился Грабер.

В тот момент он еще не признавался себе, но подсознательно хотел, чтобы случайная знакомая осталась с ним. Навсегда. Пока не закончится отведенное им в «Голоде» игровое время, а потом… Потом они встретятся в Размерности и попробуют начать взрослую жизнь…

– Или пошлем все к черту и вернемся в «Голод», – сказала Юмаки, когда месяц спустя Грабер признался ей в своих чувствах и желаниях.

– Тоже идея, – согласился он, признавая, что нейронные наркотики можно принимать только когда находишься в теле игрового клона.

– Значит, будем играть, пока не закроют «Голод», – сказала Юмаки.

Больше года она жила в ремонтных полостях вместе с Грабером, пока радиация не доконала тело игрового клона девушки из банды «Двухголовых драконов». Она умирала долго, превращая последние дни в бесконечный нейронный трип.