Кваздапил. Наявули 2

– Нашла тебя очень просто. – Как и во сне, щекотливая ситуация гостью не смущала. Мадина беззастенчиво разглядывала меня, прячущего хозяйство под решеткой скрещенных ладоней, в которых оно едва помещалось. – Спросила, показали. На остановке увидела длинноволосого с татуировкой, а Гарун рассказывал, что у тебя такой сокомнатник есть. От него узнала, что все отправились в клуб, а ты отказался. Твой приятель хотел меня проводить, но когда узнал, что я сестра Гаруна, дал мне ключи. Вот, оставляю, чтоб не забыть, передашь?

Перед носом позвенела и упала поверх тряпок на стиральной машинке небольшая связка.

Во сне Мадина забралась ко мне в ванну. Если все пойдет как во сне, то я могу предотвратить. Другой вопрос: хочу ли?

Перед глазами все еще блестел смертью нож Гаруна. Нож, который должен был меня убить.

Соблюдение древних традиций сломало мою любовь с Хадей и убило нас обоих – во сне. Там я изо всех сил боролся со свободолюбивым настроем Мадины во имя традиций ее брата – и едва не поплатился жизнью. Убить меня должны были те традиции, за которые я ратовал.

Чью сторону принять сейчас? Нелепый вопрос. Здесь, в запертой квартире, находятся две стороны, обе хотят одно и то же. Третья сторона – виртуальная, она мешает двум другим наслаждаться жизнью. Два голоса против одного – решение принято. Да здравствует демократия!

Придержав низ куртки, Мадина присела на бортик ванны и печально улыбнулась:

– А я скоро уезжаю.

Она опустила руку в воду и механически зачерпнула.

– Знаю, Гарун звонил.

– Уже? Быстро же растрепал, хотя не должен. Еще говорят, будто женщины сплетницы.

– Я приглашен на свадьбу.

– Жаль, в отличие от тебя, мне отказаться нельзя. С удовольствием поменялась бы местами.

Мадина тоскливо смотрела, как вода стекает сквозь пальцы обратно в ванну.

Я прекрасно помнил, что будет дальше.

«Тебя не смущает, что я перед тобой в таком виде?»

«Нет. А тебя?»

«Несколько да, поэтому не могла бы ты…»

«Конечно, могла бы, какой разговор! Понимаю, нужно быть в равных условиях, и чтобы тебя не смущать…»

Затем одно за другим куртка, платье и прочее улетело в сторону, и нахальная гостья осталась исключительно в природной одежде.

Нож Гаруна. Смерть Хади. Отринутая любовь.

Не хочу.

Излом черных бровей… узкие скулы… четко очерченные губы…

Хочу. Ко мне, одинокому парню, пришла обладательница манящей родинки и других вкусных подробностей и глупо стояла передо мной в тщательно отрепетированном, вымученном у зеркала великолепии, ожидая реакция.

Реакция была. Раньше я бы ее стеснялся, а сейчас спросил:

– Тебя не смущает, что я перед тобой в таком виде?

– Меня? – Мадина сделала большие глаза, ее взгляд ехидно переехал мне на скрещенные ладони. – Нет. А тебя?

– Тоже. – Я убрал руки и положил их на бортики ванной по бокам от себя.

– Тогда… – У Мадины перехватило дух, взгляд застопорился. Искательница приключений ждала борьбы и готовилась к долгой осаде… а крепостные ворота оказалась открытыми. – Я тоже?

Ее глаза переполнились мольбой: «Не отказывай! Не ставь меня в жуткое положение, я и так на пределе, кровь превратилась в сплошной адреналин…»

У меня тоже адреналин. Собственно, ради него все и делалось.

– Почему нет? – бросил я как нечто обыденное.

Строгое темно-зеленое платье осыпалось на пол, будто его снесло сквозняком. Оставшись в лифчике и трусиках, Мадина на миг остановилась. Неужели не рискнет? Играя мужскую роль охотника, можно зайти далеко, причем настолько, что от себя не ожидаешь: «Ну, ни фига ж себе, неужели это натворил я?!»

Мадина отвернулась, отстегнула тонкий черный лифчик и, когда он занял место на вершине груды вещей, машинально прикрылась руками.

За этот жест я готов был расцеловать. Мадина открывалась с новой стороны: она тоже стеснялась. Она боролась с собой, пересиливала себя, чтобы стать равной людям, которые живут другой жизнью. Во сне я так же кромсал мысли и желания под другой менталитет. Это трудно, но возможно. Главное – желание. И цель.

Кстати, о цели надо поговорить.

Побудительные мотивы оказались сильнее природной стыдливости. Цель, что вела Мадину, заставила ее опустить руки, наклониться и, приподнимая ноги, вылезти из последней вещи. При наклоне длинные волосы скрыли картинку, но черный занавес быстро поднялся и раздвинулся. Впрочем, еще когда руки опускались, глазам уже предстала долгожданная родинка.

В целом грудь Мадины я примерно так и представлял. Платье не скрывало форм, а коричневые наконечники… Не помню, какими они были во сне, поскольку сейчас, когда я увидел их воочию, другими они быть не могли.

Мадина закинула ногу через бортик, я жестко бросил:

– Стоять!

Она будто окаменела в положении, в каком застала моя команда.

Как же приятно, когда тебя слушаются беспрекословно. Даже вопросов не прозвучало. Мадина молча ждала продолжения.

Обожаю кавказское воспитание.

– Дверь открой, – сказал я, – чтобы слышать.