Квента

Спустя время, закончив учебу Джо вернулась домой. Она начала общаться с отцом, но с того рокового дня они так и не виделись. Разговаривали только по телефону. Дома как всегда идеальный порядок, запах выпечки и кофе встретил девушку на пороге.

Весь день они с мамой были вдвоём. А вечером, Джорджина ушла в свою комнату на втором этаже. Арайя убирала со стола, но услышав странный звук, бросилась наверх. Постучав в комнату дочери и не получив ответа, она открыла дверь и увидела свою девочку в подаренной отцом серой пижаме, лежащую на полу без сознания.

В сознание Джорджина Джонс так и не пришла. Её увезли в центральную городскую больницу.

Семь дней.

Сто шестьдесят восемь часов.

Десять тысяч восемьдесят минут.

Именно столько времени Джо находилась в больнице и не подавала признаков жизни, кроме дыхания и слабого сердцебиения, но, когда последняя минута этого времени перешла черту, девушка открыла глаза и уперлась взглядом в белоснежный потолок над своей головой, одинокая слеза скатилась из глаза и спряталась в темных волосах.

Глава восемнадцатая

Открыв глаза первого июня две тысячи двадцать первого года, я отчетливо поняла, что нахожусь в обычном мире. Это было предельно ясно по нормальности происходящего вокруг: мерно капающий раствор в капельнице, монотонно пищащие медицинские приборы, запах лекарств и хлорки, звук двух женских голосов за белой тонкой дверью. Женщины обсуждали последний выпуск нашумевшего шоу, где невеста выбирала себе жениха из двадцати претендентов. Обе дамы были не в восторге от выбора невесты и бурно возмущались, периодически повторяя: "Вот я бы на её месте…". Но самое главное, что я увидела — часы. Прямоугольные часы серого цвета отсчитывали тринадцать тридцать пять.

Я вернулась?

Я вернулась.

Слеза безумия и счастья скатилась по лицу.

Сейчас я молюсь лишь об одном, чтобы это была обычная больница, а не психлечебница, не думаю, что мама…

Мама! Частота и ритм дыхания превращаются в судорожные всхлипы. Трясущейся рукой прикрываю рот, заглушая истерические звуки. От обилия слез серые часы превращаются в вибрирующее пятно.

Лавина воспоминаний жизни Джорджины Джонс на полном ходу проносится по моей нервной системе.

Я помню!

Я! Всё! Помню!

Кто я и откуда. Где живу. Чем занимаюсь.

Помню абсолютно всё!

Мама, о, Боже, она, наверное, сошла с ума от переживаний. Не представляю, как она беспокоится.

В голову тут же лезут миллионы мыслей, догадок и предположений. Во-первых, я точно не пыталась покончить жизнь самоубийством. Никогда бы этого не сделала!

Ни-ког-да!

Никакое дерьмо жизни не смогло бы заставить меня бросить маму одну. Папа уже оставил её, хоть он и не умер, но факт остается фактом — бросил.

Переношусь в прошлое, в последнее воспоминание нормальной жизни. Жизни "до". Помню, как поднялась к себе в комнату, надела ту самую серую пижаму, а после перед глазами начало плыть. Я хотела позвать маму и дойти до кровати, но не успела сделать ни того, ни другого.

Темнота.

А дальше мыльный пузырь и всё остальное. Мыльный пузырь! Черт! Мне не могло это привидиться или присниться. Это просто невозможно. Я уверена, больше чем на сто процентов, что я была там.

Рэйлан Бейкер.

Рука, закрывавшая утихшие всхлипы, переместилась на сердце. Он выстрелил в меня. Он меня убил! И всё время, что мы были в странном месте, он ни разу не сказал о том, что знает меня. Ни единого чертового раза! А он знает! Заплаканные и припухшие глаза смотрят на тату. В голове смешиваются два момента, тот, что был в обычном мире, и в странном. Его взгляд. То, как он посмотрел на меня в странном мире. Он точно знал кто я! Он знал! Вот ублюдок! Чертов Рэйлан Бейкер! Под тату проглядываются старые шрамы, полученные мной во время тренировок с дядей. Всё помню!

Пытаюсь унять злость. С Рэем я ещё разберусь, а вот остальные: Коди, Лойс, Челси и Дерек мне незнакомы. Никогда с ними не пересекалась и ничего о них не слышала.

Боже, я схожу с ума?! Шестеренки крутятся с такой скоростью, что голова начинает дымиться. Я практически ощущаю запах своих горелых мозгов.

Плевать на всё, я должна увидеть маму. Это куда важнее всего остального. С трудом принимаю сидячее положение. По мне словно проехал танк. Трижды. Каждый сантиметр тела ломит, каждая клетка жалобно пищит.

— М-м-м… — всё тело ноет. Сколько я здесь пробыла? День? Месяц? Год?

Опускаю босые ноги на холодный серый кафель, отрываю задницу от кровати, берусь рукой за капельницу и встаю.

Тело настолько онемело, что я абсолютно не чувствую ног, со всего маху плашмя падаю вперед. Все провода и трубки отрываются от тела, громкий монотонный писк кардиомонитора разносится по палате. Бряк металлического штифта капельницы, упавшего вместе со мной. Брызги раствора, ранее вливаемого в мои вены, вперемешку с осколками стеклянной капельницы моментально разлетаются по полу.

Единственное, что я успела сделать, так это подставить руки и не размозжить нос об этот грустный серый кафель.