КТ: Первое — они говорят как реальные люди. Это придает им достоверность. У них обычные, непосредственные, человеческие чувства. И они не произносят «острот» — это не те люди. Но у них есть киношная раскованность и чувство юмора. Я готовил потрясающую смесь крайне стилизованной артистической эстетики и абсолютного реализма. Пример тому — все они одеты в черные костюмы.
ПБ:
КТ: Выглядит круто и стильно. И в то же время очень реалистично: часто грабители, чтобы их лица не запоминались, одеваются «на дело» как-нибудь одинаково — в бейсболки, спортивные костюмы, плащи. «А как выглядели грабители?» — «Не знаю... несколько парней в черных костюмах».
ПБ:
КТ: Тим Рот, лежавший в ней, говорит: «Пожалуйста, спаси меня». Эта сцена неудобна для зрителя. Они говорят: «Давай дальше! Это уже понятно». Но это вовсе не понятно! Этот парень ранен в живот, и он просит, чтобы его отвезли в больницу! Это нельзя пробросить одним-двумя предложениями и побежать дальше.
ПБ:
КТ: И я отвечаю, что люблю насилие в кино, и если вам оно не нравится, это как если бы вы не любили чечетку или комедию гэгов. Однако это не означает, что их не нужно показывать. Моей маме не нравятся Эббот и Костелло или Лорел и Харди, но из этого не следует, что им нужно было запретить сниматься.
ПБ:
КТ: Сцена с ухом — одна из самых любимых ею в моем фильме.
ПБ:
КТ: Если вы не предлагаете решения, значит вы за насилие? Мой ответ: это не моя забота. Насилие — часть моего таланта как художника. Если я начну думать об обществе или о том, что делает один человек по отношению к другому, я надену на себя наручники. Писателям нет дела до этого, художникам и музыкантам тоже!
Есть два типа насилия. Первое — мультяшное насилие, как в «Смертельном оружии». В нем нет ничего плохого. Меня оно не раздражает. Однако мой тип — жестче, грубее и более волнующий. Мое насилие не оставит вас равнодушным. Зайдите в любой видеопрокат, в секцию фильмов ужасов или боевиков, и девять из десяти фильмов представят вам гораздо более красочные сцены насилия, чем моя картина, но я стараюсь заставить вас переживать. В моем фильме это происходит с реальными, живыми людьми.
ПБ:
КТ: Они дурят себя вымыслами о том, что это обычная работа, как плотницкое дело или торговля. Но быть грабителем — это не обычная работа. Ты идешь против общества. Ты не можешь заниматься этим и оставаться чистеньким. Достигать своих целей с помощью пистолета в руке? Это не совсем профессия.
ПБ:
КТ: Я знаю, знаю! Это как во французских гангстерских фильмах Жан-Пьера Мельвиля. Он берет старые фильмы Майкла Кертиса и Рауля Уолша с Кегни и Богартом и делает с них кальку. Но при этом действие происходит в Марселе, и герои наделяются французским темпераментом, французской походкой и французской галантностью. По мне, это не реалистичность, а абсурд. Французский темперамент в американском бульварном воплощении — это здорово! Именно это я и пытаюсь сделать — впрыснуть американский колорит в то, что делал Мельвиль.
Я люблю поразвлечься с лексиконом моих героев. Некоторые говорят странные поэтические вещи, особенно Мистер Розовый. Одна из самых моих любимых фраз спрятана в середине фильма: «Сомневаюсь, что Джо проникнется особой симпатией к нашей помолвке». Так он говорит, — это черта Мистера Розового!
ПБ: