— Прикуси язык, а то вырву! Можешь вообще молчать, ты даже не представляешь,
— Нет-нет, — торопливо шепнули слева. — Не впадайте в гордыню, госпожа Фогель. Просто совпало, один случай на миллион.
Мухоловка дернула плечами:
— Зато совпало удачно. Я ведь там, на земле, умираю. Раненых легко потрошить, сразу видно, в какую точку воткнуть иглу. Танго дали послушать, «I love you». Раненый не думает, ему просто больно. Хотели лишить последней надежды, да?
Пустота вздохнула обиженно:
— Нет же! Нет! Просто желали поставить вас в известность, дать возможность объективно оценить…
— А когда оценила, совсем иное запели. «Надейтесь на своего рыцаря»! Значит, Суд, я — на скамье, а Вальтер — свидетель в мою пользу? Да? Нет?
— Да! Да! — радостно выдохнули слева. — Именно так!
Мухоловка еле сдержала улыбку. Пошла вода по трубам! Пой, птичка, не умолкай!..
— Мы вовсе не хотели втыкать иглы в раны, госпожа Фогель! Вы смогли убедиться, что молодой человек и виноват, и чувствует себя виноватым. Причем как перед вами, так и перед самим собой. А теперь представьте: на Суде мы оспариваем все обвинения, абсолютно все! Вы не предавали, не пытали и не убивали, а выполняли приказ, служили своей стране. Присяга — она перед Кем дается, вспомнили? Но тонкость в том, что ради хорошего парня вы даже Присягу нарушили. «Я дарю тебе три секунды»! Любовь и милосердие победили! Ух, как это можно обыграть!.. Ваш рыцарь все охотно, даже радостно, подтвердит. В Рай не попадете, не тот состав Суда, но отделаетесь чем-то полегче Джудекки. Туда попасть… Ох, не советую, госпожа Фогель! Так чем вы недовольны?
Мухоловка вновь представила, что смотрит в чужие глаза. В них не было страха, напротив, ожидание и легкая насмешка. Почти поймал. Почти!
— Я недовольна свидетелем. На вашем Суде живых не слушают. Не хочу, чтобы Вальтер умирал.
Слева фыркнули, обиженно и сердито:
— Так и знал, что до этого дойдет. Не там вы учились, госпожа Фогель, не там! Ох, что цитировать приходится, даже страшно! «У вас же и волос с головы не упадет без воли Отца Небесного»[91], вспомнили? А еще есть свобода человеческой воли. Ваш рыцарь Квентин с высшего попущения сам загнал себя в западню. Все сейчас как на весах, дунет кто-то…
— Вот и не будете дуть, — перебила девушка. — Без меня его смерть вам без надобности, а за бесцельное расходование средств начальство вам губы оторвет вместе с селезенкой…
— Да вы же сами бы его убили!!!
От яростного вопля содрогнулось нестойкое серебро. Мухоловка не шелохнулась.
— Убила бы. Выполнила приказ, а потом бы застрелилась. Но не допустили, есть Он!
Взметнула вверх руку. Повернулась лицом к бездне.
— Стойте, госпожа Фогель, стойте!..
Она не слушала и не слышала. Из раскрытой ладони беззвучно выпал бронзовый цветок. Девушка попыталась сказать «грешна», но упрямые губы стали камнем.
Анна Фогель закрыла глаза и шагнула вниз.
Уолтер поежился. В исполнении Отто Гана крокодилья песня звучала особо зловеще. Легкий акцент только прибавлял перцу.
Доктор предавался вокалу, лежа на кровати, в ботинках и даже в шляпе. Листок со словами держал перед самым носом, время от времени в него заглядывая. То, что песню из Луизианы кто-то успел записать, молодого человека весьма смутило. Как выяснилось, текст уже размножили на гектографе.
— Отто, прекратите! — наконец не выдержал он. — Жуть берет!
Немец послушно убрал бумагу и надвинул шляпу на глаза. Уолтер подошел ближе, легко постучал по черному фетру.
— Биллон, низкопробное серебро. Отдали?
Шляпа молчала. Молодой человек решил повторить попытку, но черный фетр внезапно исчез, и на него взглянули полные боли глаза.
— Нет! Я подошел к музею, постоял там минут десять, ушел, вернулся… Не могу, Вальтер, не могу!
Вскочил, ударил шляпой об пол.
— Вы не поймете, Вальтер! Меня никто не поймет!..
Доктор порылся в кармане, вытащил серебряный обломок, сжал в кулаке.