Еще была история про маленького мальчика, который родился весь покрытый волосами. Дети смеялись над ним, не хотели с ним играть, и мальчик разозлился. Он не вырос, так и остался маленьким, но стал очень злым. Однажды ночью ушел из дома и не вернулся. И теперь, по ночам, бродит в лесу, иногда прокрадывается в комнаты к детям, забирает игрушки. Если ребенок просыпается, мальчик требует, чтобы с ним поиграли, — и горе тому, кто посмеет отказать в этой просьбе! Страшное волосатое существо, якобы, тоже переселилось на завод, на закрытую территорию. По ночам мальчик пугает охранников, но не трогает, потому что они взрослые. Но если появятся дети — им несдобровать! И потому родители боятся и никогда не пускают детей на фабрику, мальчик может напасть, украсть ребенка и затащить его в подвал, откуда нет выхода. Даже днем, при взрослых, а уж ночью, да если дети придут одни, — и того проще! Тогда несчастный навеки станет узником каменного мешка, из которого не выберется до самой смерти.
Сенечке мерещились страшные когтистые лапы, появляющиеся из вентиляционных решеток, слышались жуткие завывания разгуливающих по ночам призраков и вооруженных убийц, один из которых, наверняка, убил Аллу.
Чем больше он думал, тем более материальным становилось зло, оно приобретало устрашающие формы, достигало пугающей силы, и Сенечка начал жалеть, что столь опрометчиво собрался выполнить просьбу тети Поли, да еще и заявил об этом во всеуслышание. Теперь отступать поздно, любой предлог ребята сочтут проявлением трусости. Назад пути нет. Им придется пойти на завод, придется столкнуться с его жуткими обитателями!
С другой стороны, разве не мечтал он так часто о битве с демонами? Разве не стремился избавить мир от тьмы, что всегда удается героям его любимых кинолент? И вот, наконец, благодаря этой безумной идее, его мечта может исполниться! Да, они пойдут не ради великой цели, но как знать, если уничтожат живущее на заводе зло, смысл и значение квеста могут измениться! Тогда Сенечка и его друзья станут героями, а не просто мальчишками-фантазерами. Но в сердце уже поселилась тревога, при мысли о предстоящем походе он чувствовал, что холодеет внутри, кончики пальцев становятся ледяными, а ноги не слушаются, как если бы не хотят нести хозяина в сторону завода.
Мысли не отпускали, и потому Сенечка, побродив по дому, отправился в комнату матери. Меланья Красавина лежала на диване в молочного цвета флисовом костюме, рассматривала эскизы новой коллекции и грызла яблоко. Ее волосы были собраны на макушке в смешной хвостик и сейчас она казалась еще моложе, чем на самом деле. Несколько мгновений Сенечка любовался матерью, он никак не мог решить, кто же все-таки красивее, мать или Луиза? Иногда ему казалось так, иногда по-другому. Обычно, когда перед глазами была мать, он думал, что она куда красивее всех прочих. Но когда видел Луизу, считал, что никто не может быть лучше. Потому Сенечка решил отложить столь щекотливый вопрос на будущее, забрался на диван, прижался к боку матери и нежно уткнулся носом ей в щеку. Меланья повернулась, бросила на сына ласковый взгляд, обняла одной рукой, еще крепче прижимая к себе. Он восторженно смотрел на яркие картинки у нее в руках, на кольца, поблескивающие на изящных пальцах. Наконец, женщина отложила бумаги, улыбнулась сыну и тихо спросила:
— Ну что, как прошел твой день?
— Хорошо, мы гуляли с ребятами, — ответил Сенечка.
— А задачки сделал, которые на лето задали в школе?
— Не все. Примерно половину.
— Вот и молодец. Надо доделать остальное. Я потом проверю.
Меланья не часто проверяла домашнюю работу сына. Обычно этим занимался Артем, он знал, что брат недолюбливает учебу и может подойти к своим обязанностям несерьезно, а потому внимательно изучал тетрадки, что-то предлагал исправить, если сомневался — звонил Луизе.
Меланья же считала, что в учебе важнее всего — самостоятельность, и потому предоставила Сенечке полную свободу.
Она снова откусила яблоко, оказавшееся на редкость сочным, — уже нового урожая, надо будет купить еще, — и вернулась к своим эскизам. Павел Петрович и Артем еще не пришли, дома кроме Меланьи и Сенечки никого не было. И потому он решился и осторожно, с деланным безразличием, спросил:
— Мам, а на заводе очень страшно?
— На заводе? — Меланья, казалось, не слышала его вопроса, продолжая разглядывать наброски, — Эм…. Да нет, не страшно.
Сенечка понял, что мать не слушает и потряс ее за плечо. Меланья отложила цветные бумажки, повернулась к сыну и уже осмысленно взглянула на него.
— Что ты спросил? Про завод?
— Я спросил, страшно ли на заводе?
— Да нет, — повторила она. — Что там может быть страшного? Завод, как завод.
— А почему его убрали из города? Почему он так далеко?