Читаем Квинканкс. Том 1 полностью

Общее Право, заверил мистер Силверлайт, занятие низменное, формальное, не подходящее для джентльмена; оно озабочено только строгим применением прецедентов и статутов и нисколько не интересуется существом дела. Обращаться к Закону значит полагаться на Случай, так как все зависит от процедуры, а она запутана сложными и неоднозначными правилами, какие, к примеру, управляют началом процесса. Это означает, что исход процесса могут определить технические детали, не имеющие ни малейшего отношения к правоте или неправоте его участников.

— Однако Право Справедливости, мой юный друг, это нечто совсем иное. Оно практикуется в Высоком суде, который является судом совести. Это значит, что он руководствуется Принципами, тем, что должно быть, а не тем, что есть. Закон отступает перед хаотичностью жизни, перед властью случая, в то время как Право Справедливости стремится к некой совершенной правильности, основанной на Разуме.

Его друг презрительно фыркнул.

— Пустая болтовня, — сказал он. — Ты выдумываешь схемы! Эти идеи описывают реальность ничуть не лучше, чем правильные прямоугольники, которые придумал Рен, планируя восстановление Лондона после великого пожара, описывают реальность большой столицы. Мой дорогой юный друг, — обратился он ко мне, — умоляю, не допускайте, чтобы пыл Силверлайта увлек вас на ложный путь. Суд лорд-канцлера известен как самый несправедливый суд в королевстве!

— Но подумай только, — вскричал его приятель, — о благородных принципах, в нем воплощенных! В то время как Общему праву в первую очередь важна буква, суду лорд-канцлера важна правота. Если законные права в области недвижимости могут быть со временем потеряны, если их не защищать, то права, основанные на справедливости, неотменимы!

— Недвижимости? — удивился я.

— Земли, дома и тому подобное, — шепнул мне мистер Пентекост, пока его друг разливался соловьем, — в отличие от имущества движимого: денег, ценных бумаг и прочего подобного.

— Права, основанные на справедливости, вечны, — воскликнул мистер Силверлайт, — являя нам образ Правосудия Высшего Существа!

— Что это значит? — взволнованно спросил я.

— Это значит, — объяснил мистер Пентекост вместо своего друга, который погрузился в восторженные мечтания, — что, если обнаружится завещание, пусть даже спустя много лет, собственность будет возвращена законному владельцу» а если он успел умереть, то его наследникам, пусть даже отдаленным. Видите ли, право Справедливости придерживается принципа ubi remedium, ubi jus — где защита, там и право. То есть права возникают из защиты права. Иными словами, если вы можете доказать право на землю, она принадлежит вам. Если же кто-то другой может доказать, что имеет больше прав, то земля принадлежит ему. Абсолютного права на землю не существует.

— То же самое относится и к кодициллу? — спросил я, вспомнив, как отец моей матушки надеялся, что кодицилл может принести ему богатство.

Он уверил, что да, и это дало мне обильную пищу для размышлений.

Это было первое из моих занятий по юриспруденции (так я называл эти беседы), ибо в ближайшие несколько недель мои друзья великодушно вкладывали мне в голову основы общего Права и Права Справедливости. И странные это были уроки, так как, стоило мистеру Силверлайту во взволнованных выражениях преподать мне какую-нибудь истину, как мистер Пентекост начинал ему противоречить, проявляя себя никак не меньшим знатоком и с замечательной легкостью цитируя по памяти судебные случаи. Таким образом я усвоил различия (едва ли не богословские), на которых основано Право Справедливости: между собственностью и владением, владением недвижимостью и правом на недвижимость, владением по закону и владением по факту, между приостановлением и отменой ограничений на наследование недвижимости, между закрепленными и условными имущественными правами, между участием в прибылях и участием во владении, между передачей правового титула в качестве пени и виндикацией по нормам общего права, и многие другие.

Мисс Квиллиам знала об этих занятиях и одобряла их, но от матушки их приходилось утаивать (она так или иначе по вечерам держалась все отчужденней и редко вступала в беседу).


Однажды вечером, в конце лета, когда я находился в шатре моих преподавателей юриспруденции, раздался стук и послышался голос миссис Пичмент, которая приглашала кого-то войти. У завесы показалась мисс Квиллиам.

— Твоя матушка, — сказала она мне, — делает какие-то таинственные записи у себя в книжке, поэтому я решила тебя навестить.

— Дорогая юная леди, входите, прошу вас. — Мистер Силверлайт встал и убрал подальше бутылку со спиртным.

— Вы очень любезны, сэр, но я не решусь войти в личное жилище двух джентльменов.

— Тогда, пожалуйста, садитесь здесь, у огня, — пригласила миссис Пичмент, слышавшая ее слова. — И пусть джентльмены выйдут.

— Вы очень гостеприимны. — Словно пересекая порог чужого дома, мистер Пентекост церемонно вступил на территорию Пичментов и учтиво поклонился хозяевам.

Когда все расселись, мисс Квиллиам спросила меня:

— Как идет учеба?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза