Постепенно я завоевала доверие Генриетты и сделалась первым — или почти что первым — другом этого робкого ребенка. Идиллия, однако, не могла продолжаться вечно: семейство, за исключением мистера Момпессона, не пожелавшего расстаться с удовольствиями столицы, позднее в тот же год вернулось в свое имение — тебе это известно, потому что вскоре затем я познакомилась с Джонни. Я узнала, как мало мои наниматели заботились о своей маленькой подопечной, как третировали ее, как позволяли Тому ее запугивать и мучить. Но мало этого: после Рождества, когда все чада и домочадцы переместились обратно на Брук-стрит, возникло непредвиденное осложнение. Я всегда старалась держаться подальше от домашних, и это бывало нетрудно, поскольку наши с Генриеттой спальни находились в верхнем этаже, а питались мы обычно вдвоем в классной комнате, но совсем исключить общение с семейством было невозможно. Бывало, мне попадался на пути мистер Момпессон, и вскорости пришлось убедиться в том, что он проявляет ко мне особое внимание. Такого не позволял себе даже его неотесанный братец, запасов ума у которого хватало только на собак и лошадей (с ним мне случалось время от времени сталкиваться в Хафеме). Разумеется, я всячески старалась избегать мистера Момпессона, но он начал навязывать мне свое общество и, хуже того, находил возможности говорить со мною с глазу на глаз. Я взяла себе за правило обращаться к нему только в присутствии третьих лиц, он в ответ удвоил свою докучливость и наглость в тех редких случаях, когда мне не удавалось от него скрыться.
Наконец он застал меня как-то одну в библиотеке, преградил мне выход, повел себя с непозволительной распущенностью, а затем, злой из-за моего сопротивления, отпустил совершенно неприемлемое замечание. Возмущенная до глубины души, я вырвалась за порог и немедля отправилась к сэру Персевалу и леди Момпессон. Я влетела в их гостиную чуть ли не в слезах и жалобу на их сына изложила в манере, заслуживающей доверия и уважения. Прием, который они мне оказали, был равносилен пощечине. Высокомерно-презрительно они предположили, что я поднимаю слишком много шума из-за обычного проявления юношеской горячности. Собрав все свое достоинство, я удалилась и в своей комнате пришла к выводу, что, поскольку мои слова не принимают всерьез, необходимо искать какой-то выход. Терпеть поступки такого рода, какие позволил себе мистер Момпессон, было для молодой женщины, находящейся в подчиненном положении, слишком рискованно, и разум подсказывал, что нужно присматривать себе другое место работы. В то же время я знала, что неприятность, с которой я столкнулась, выпадает на долю молоденьких гувернанток сплошь и рядом, причем те, кто, на беду, наделен привлекательной внешностью, подвергаются опасности в первую очередь. Мне подумалось, что лучше будет справиться с этим затруднением, а не бежать от него на новое место, где наверняка придется столкнуться с тем же самым. Еще одной, и более веской, причиной остаться была привязанность к Генриетте. Когда мы вернулись в лондонский дом, я узнала от ее двоюродной бабушки, жившей там же, кое-что о том, ради чего опекуны Генриетты согласились на эту обязанность.
Поэтому я решилась остаться, но на случай, если положение на Брук-стрит сделается невыносимым, получать сведения о других вакансиях. Именно с этим намерением я зарегистрировалась в лондонском бюро по найму, и это был счастливый шаг, потому что через бюро вы с Джонни меня нашли.
Глава 39
Однажды вечером мистер Момпессон подкараулил меня одну в библиотеке: таких случаев я старалась избегать, но полностью отказаться от чтения было выше моих сил. Однако повел он себя совершенно иначе, чем в предыдущий раз, рассыпавшись в извинениях за свою прежнюю грубость. Я была рада с ним помириться и извинения приняла. Затем, в самой обаятельной манере (а обаяния ему не занимать), он заявил, что хотел бы искупить свою вину и ради этого просит меня оказать ему честь завтра вечером отправиться с ним и группой его друзей в увеселительные сады Воксхолл. Он заверил, что в компании будет весьма и весьма респектабельная вдова, миссис Первиенс, старинная знакомая его матери.