Читаем Квинканкс. Том 1 полностью

— Мне обещали, что позволят написать домой, — сказал он. — Но ничего хорошего из этого не вышло. Даже если письмо отослали. — Передернув плечами, я отвернулся. За письмо! Он продолжал: — Так что можешь попросить Пола. Мне Квигги больше не доверяют. Стивен догадывался, — добавил он. Я встал и пошел прочь, он, возвысив голос, произнес мне в спину: — Стивен меня не осуждал.

Я перенес свою постель в другой конец амбара и улегся рядом с Полом. Подождал, пока другие заснут, и тогда потихоньку разбудил его и шепотом рассказал, чего от него хочу. Он кивнул и не без зависти улыбнулся.

Мне предстояло провернуть еще одно дело, для этого понадобилось несколько дней терпеливо выжидать. Все это время я избегал Ричарда и боялся встретиться с ним глазами, так как мне было стыдно. Предать товарища по несчастью значило для меня пойти против всех жизненных правил. Нет, такое нельзя прощать. Никогда. Ричард, наверное, понимал мои чувства и держался от меня подальше.

Погода, сухая и не слишком холодная, благоприятствовала моим намерениям. Наконец, в середине октября, мне представилась долгожданная возможность. Роджер повел свою бригаду на северное поле, и возвращались мы вечером через Пятнадцать Акров. Я шел среди отстающих, во дворе запнулся, словно бы внезапно потерял сознание, и свалился в высокую траву у калитки. Пока поднимался, я заработал удар плетки от Роджера, но цель была достигнута.

— Голова кружится, — пробормотал я.

Он толкнул меня в амбар, и я, словно меня не держали ноги, ввалился в дверь. За обедом я сунул себе в рот пару кусочков могильных колпачков, которые ухитрился собрать. Какое нужно количество, я не знал, приходилось полагаться на удачу.

Результат наступил быстро. Через несколько минут меня прошиб холодный пот, в желудке начались колики, собственная голова казалась мне обширной пещерой, в которой блуждало гулкое эхо. Внезапно я потерял сознание. Очнулся я очень скоро, рядом был Роджер, он тряс меня за плечи. Губы его шевелились, но я ничего не разбирал из-за гула в ушах, похожего на шум воды. Язык во рту, как тяжелый камень, едва ворочался, говорить было невозможно. Роджер призвал на помощь Квигга как обладателя высших медицинских познаний, тот выхватил меня из рук своего сынка и дважды ударил по лицу. Когда он убедился, что терапевтического действия это не оказало, лицо его налилось яростью. Словно сквозь красный туман я увидел Пола. Шум воды немного стих, и я услышал странно искаженный голос:

— Пожалуйста, сэр, это, наверное, ирландская горячка. От нее умерла одна девушка у нас дома, начиналось так же.

Квигг тотчас меня выпустил, и я упал на землю.

— Отведите его в лазарет, — выдохнул он. — Чтоб ему.

Меня подхватили и понесли, потом стало темно, и больше я почти ничего не помню. Всплывают в памяти только следы жутких страхов и жестоких страданий, а иногда и странная радость. Как долго я лежал в бреду, сказать трудно; возможно, ту ночь, следующий день и еще одну ночь. Но день, а то и два могли выпасть из расчета.

Верно лишь то, что однажды утром я проснулся на рассвете и почувствовал себя совершенно здоровым, только очень слабым и голодным. Я лежал на соломенной подстилке, рядом различались в слабом свете большой кувшин с водой и пять или шесть картофелин. На мне была накидка, сверху лежало рваное и грязное одеяло, но, даже укутавшись плотнее и зарывшись в солому, я не мог согреться. Приблизительно через час я услышал, как сажают на цепь собак, а затем кто-то приблизился к сараю и я начал метаться и стонать. Сквозь полузакрытые веки я различил посетителя, который, глянув поверх дверцы, бросил внутрь две картофелины, счел свой долг перед больным исполненным и удалился. Я выпил много воды, но к картофелю, несмотря на голод, едва прикоснулся, чтобы его исчезновение не было замечено. Когда воцарилась тишина, я начал шарить по слепой, то есть обращенной в сторону от фермы и амбара, стене в поисках плохо закрепленной доски. Найдя подходящую, я принялся за работу, но без инструментов она шла медленно, тем более что приходилось часто останавливаться и прислушиваться, не идет ли кто. Об этом я тоже не забывал.

К полудню мне почти удалось оторвать доску, но тут со стороны двора послышались тихие шаги. Я тут же лег и притворился больным. Глядя из-под век, я видел, как поверх двери в сарайчик заглянул Роджер.

Понаблюдав немного, он пошел прочь, теперь уже громко топая.

К позднему вечеру я достаточно расшатал доску и уверился, что смогу быстро ее вытащить. Зная, что в нужную минуту действовать придется мгновенно, я постарался предусмотреть все случайности. Квигги, вероятно, проверят меня с наступлением сумерек, либо до того, как принесут обед и запрут амбар, либо после, так как последнее, что они сделают это выпустят собак. В моем распоряжении будет промежуток от проверки до появления во дворе собак; если я выйду позднее, они разорвут меня в клочья.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза