Читаем Квинканкс. Том 1 полностью

— Короче, миссис Мелламфи, вы упомянули об ограблении с единственной целью запугать моего супруга и меня; благодаря намекам, что кодицилл — по вашей воле или противно ей — может попасть в руки враждебной стороны, вы рассчитываете поднять цену на ваш товар.

— Отлично, Изабелла! — выкрикнул баронет.

— Нет-нет! — отчаянно возразила матушка. — Как вы могли подумать, что я способна на такую нечестность?

— Откровенно говоря, миссис Мелламфи, — отозвалась леди Момпессон, — я никак не могу понять, имею я дело с самой наивной или с самой двуличной особой, какая мне когда-либо встречалась.

— Вы не можете поверить, что я… Вы должны представлять себе, как опасно… — Матушка осеклась. — Может, вы мне поверите, если я скажу, что недавно та сторона предлагала мне продать кодицилл.

Эта новость тоже подействовала на Момпессонов как удар грома.

— В точности как я говорил! — взревел сэр Персевал. — Эта женщина устраивает мерзкий аукцион, чтобы вздернуть цену.

— Ничего подобного, сэр Персевал. — Матушка встала и взяла меня за руку. — И не думаю, что вы имеете право так обо мне отзываться.

Леди Момпессон странно на нее глядела, не обращая внимания на слова своего супруга.

— Скажите, миссис Мелламфи, сколько вам предложили и когда?

— Полторы тысячи фунтов. Как и вы. Ко мне приходил юрист, года три или четыре тому назад.

Леди Момпессон улыбнулась краешком рта, и эта тонкогубая усмешка показалась мне жестокой.

Матушка направилась было к двери, но сэр Персевал повелительным тоном ее окликнул:

— Стойте! — Матушка обернулась. — Тысяча семьсот фунтов — наше последнее слово.

— Вы все еще мне не верите! Неужели вам непонятно, как вы меня оскорбляете?

— Я понимаю, — свирепо буркнул баронет. — Вы думаете, что наши противники дадут больше. Что ж, может и так, но предупреждаю: от этого джентльмена только и жди какого-нибудь подвоха.

— Да нет же! — Матушка едва не плакала. С трудом открыв дверь, она выбежала из комнаты.

Я бросил последний взгляд на сэра Персевала (опершись на локоть, он наливался краской ярости) и на леди Момпессон (она все так же улыбалась) и последовал за матушкой.

Лакей, стоявший за дверью, внезапно переместился на лестничную площадку, отрезая нам дорогу куда-либо, кроме выхода, а потом, бросая через плечо неодобрительные взгляды, вывел нас в вестибюль, буквально вытолкал (так я это воспринял) на крыльцо и захлопнул высокую дверь.

Я был слишком зол и расстроен, чтобы вести по пути разговоры. Чувствуя, что нас унизили, сравняли с грязью, я долго размышлял о постыдном поведении матушки. Мне очень хотелось спросить ее, с какой стороны эти важные особы приходятся нам родней и что за дела они с нею обсуждали, но я знал, что ни на один вопрос не получу ответа.

Глава 23

После этого я вознамерился, даже против желания матушки, встретиться с Генриеттой. В ближайшее воскресенье мне не удалось осуществить свой замысел, потому что на прогулке мать меня сопровождала. Но на следующее воскресенье немилосердно палившее с ясного неба солнце вызвало у нее головную боль, и она со мной не пошла. Ликуя в душе, я вышел из дома и быстро зашагал к Хафему — вдоль реки через Мортсейский лес.

У дороги на Овер-Ли, где начинался парк, река терялась из виду (отсюда она текла под землей, в трубе). Тем не менее я легко проник в парк через пролом в стене и углубился в заросли, где с замшелых деревьев свисали вьющиеся растения, словно роща замкнулась в себе и ткала полотно для защиты от солнца. Сплетенные ветви сухостоя цеплялись за мои плечи и руки, жимолость и ежевика мешали передвигать ноги.

Наконец вдали блеснуло озеро, и я приготовился увидеть слева свою цель. До меня долетел шум потока, и я осторожно вышел из-под прикрытия леса и пересек относительно открытую часть парка. Впереди виднелся каскад, низвергавшийся в озеро с высоты футов тридцать, а когда я приблизился, выше на косогоре показалось здание. Вода падала из каменного бассейна у его подножия; вблизи я разглядел, что строение было круглое, с колоннадой и водруженными на нее каменными статуями. Значит, вот он, этот самый Пантеон!

Я ждал, но никто не являлся. Я обошел вокруг и осмотрел странную конструкцию; статуи, казалось, что-то мне напоминали, но что? Через час я осторожно прокрался по лесу и бросил взгляд вниз, на большой дом. Вид у него был покинутый: редко где над трубами поднимался дымок, никто не входил в дом и не выходил.

Я припозднился, нужно было спешить домой. Чтобы сэкономить время, я за пределами парка не пошел по реке в Мортсейский лес, а двинулся вдоль дороги. Дорога была пыльная, томила жара и усталость. У Лугов меня догнала какая-то карета и остановилась рядом.

— Где тут дорога на Незер-Чорлтон, молодой господин? — окликнул меня кучер (с лондонским выговором, который я уже научился отличать).

— Выше будет перекресток, сверните там вправо, — ответил я, — и езжайте через деревню. А в конце не пропустите первый поворот налево.

Тут с моей стороны опустилось окошко, и там показалась леди в вуали от пыли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза