Квинканкс. Том 2

К концу первой недели я узнал, что такой распорядок дня, практически без изменений, соблюдается в доме всегда, за исключением воскресений и праздников, и начал привыкать к нему. Но самое главное, я понял, каким образом распределяются сферы обязанностей между представителями старшей прислуги. Дворецкий держал в своем подчинении ливрейных лакеев и отвечал за подачу блюд в столовую залу, а также за все, имеющее отношение к вину (и прочим напиткам) и винному погребу. Он также следил за порядком на первом и втором этажах. Экономка отвечала за всех служанок (помимо находившихся в подчинении старшей кухарки) и за порядок на верхних этажах. Старшая кухарка — стоявшая в иерархии всего ступенькой ниже, что, однако, уже составляло существенную разницу в положении, — отвечала за все, имеющее отношение к кухне, судомойне, буфетной, кладовым и тому подобному, и держала в своем подчинении четырех кухонных работниц, двух кладовщиц и судомойку, Бесси. Таковы были три обширные сферы обязанностей в доме, и, подобно великим соседствующим империям, завидующим мощи друг друга, они вели между собой яростную борьбу за права и привилегии, заключая союзы, которые менялись и распадались так же быстро и бесстыдно, как союзы европейских держав. Ниже трех перечисленных членов персонала (но только в том смысле, что у них не было подчиненных, ибо во всех прочих отношениях они являлись или, по крайней мере, считались равными по положению трем названным лицам) стояли камеристки и камердинер. Еще ступенькой ниже стояли слуги, ответственные за хозяйственную деятельность вне дома: старший кучер и старшая прачка (а в пору пребывания семейства в Хафеме, насколько я понял, еще и старший садовник), которые, будучи ливрейными слугами, но имея в своем подчинении низших по званию, занимали место в непосредственной и неприятной близости от упомянутых выше особ. Данное обстоятельство служило причиной серьезных трений между ними (хотя могу сказать, что старший кучер, мистер Фамфред, никогда не выступал зачинщиком), и камеристка леди Момпессон и старшая прачка просто ненавидели друг друга.

Ступенькой выше старшей прислуги — на головокружительной высоте, практически недоступной моему взору, — стоял управляющий, мистер Ассиндер, перед которым дворецкий, экономка и кухарка отвечали за ровное и бережливое ведение хозяйства. Он ел либо в собственных апартаментах (тот самый «стол для управляющего», о котором я не раз слышал), либо вместе с господами. Однако по определенным праздничным дням мистер Ассиндер становился гостем старшей прислуги, каковые визиты требовали тонкого расчета от хозяев, вынужденных держаться золотой середины между экономной скудостью и расточительной пышностью стола. Равное положение с мистером Ассиндером, но одновременно совершенно бесправное в части управления хозяйством занимали гувернантки и гувернеры, которые существовали в некоем ужасном лимбе и (что свидетельствовало об их незначительности) обычно ели с подносов в своих комнатах.

Помимо сэра Персевала, леди Момпессон, мистера Дейвида и мисс Генриетты единственным членом семьи, проживающим в доме, была старая дама, которую младшие слуги обычно называли между собой (без всякой злобы) «старой кошкой», а более формально — мисс Лидди. Первые трое занимали покои на третьем этаже, как и мистер Том, который, как я знал, в настоящее время находился в отъезде; а две последние обретались этажом выше, где также располагались комнаты управляющего, гувернера мистера Тома и гувернантки мисс Генриетты.

С течением мучительно долгих дней я все яснее сознавал, что, хотя заветная цель близка, вполне вероятно, она так и останется недостижимой, ибо слишком глубокая пропасть по-прежнему отделяет меня от нее. Например, в наши с Бобом обязанности входило дважды в неделю убираться с утра в различных комнатах первого и второго этажей, в определенной последовательности. По вторникам мы убирались в Большой гостиной, и поскольку мне разрешалось входить туда только в такие разы, я надеялся с толком воспользоваться этой возможностью. Когда Боб ставил меня наводить блеск на все предметы, открытые взору — начищать медные детали мебели лимонным соком, мыть камин и чистить каминную решетку, натирая прутья толченым кирпичом и графитом, а потом смахивая порошок щеткой, — он принимался за работу, требующую большего мастерства и состоящую в заметании грязи и пыли под ковры. Я узнал несколько полезных вещей, ибо когда мы открыли ставни, я увидел, что теперь на них установлены тревожные колокольчики на пружинках, а значит, незаметно выбраться из дома через окно стало чрезвычайно сложно. Но по крайней мере я получил возможность прочно запечатлеть в своей памяти вид мраморной доски с насмешливо-равнодушным рельефным изображением, ибо наводить на нее чистоту приходилось мне. Сначала я натирал мрамор смесью яри-медянки, толченой пемзы, свежей гашеной извести и мыльной слизи, а потом смывал все водой с мылом.