“Выломай. Выломай, отругай меня, обними и скажи, что все будет хорошо”, умолял внутренний голос, а здравый смысл как мог пытался заткнуть его, нашептывая одни и те же слова как мантру: так правильно, так правильно. Полминуты тишины, минута, две… Нет, Кайл не ушел. Сидя спиной к стене, через собственный гул выстукивающего в конвульсивной агонии сердца и едва сдерживаемые всхлипы, она слышала шорохи на улице.
— Это не конец, Хлоя. Еще не конец, — наконец, донесся до нее тихий голос.
Удаляющиеся шаги, хлопок, включенное зажигание. Все. Теперь точно уехал, но облегчения, хотя бы толики, это не принесло. Стало только хуже. Уже не сдерживаясь, девушка завались на бок, подобрав под себя ноги, словно это могло как-то утешить, и заревела в полный голос.
Часа три спустя Хлоя сидела на постели в своей комнате и смотрела невидящим взглядом на висевшую афишу. Слезы больше не шли. Открытие дня — оказывается можно выплакать их буквально до тошноты, вместе с недавно выпитым кофе.
Внутри царило полное опустошение. Да и снаружи немногим было лучше. Словно ее пропустили через мясорубку, наскоро слепили человекообразное подобие и, услужливо махнув ручкой, отправили сотворенное детище в свободный полет. Иди, мол, давай, живи и радуйся жизни.
Дважды Джонсон подрывалась с места и дважды замирала возле двери, не решаясь разорвать на миллионы крохотных кусочков проклятый плакат, с которого на нее смотрели несмешливые ярко-синие глаза. Но ведь клочок бумаги ни в чем не виноват. Наоборот, на него было так приятно, пускай и больно, но все же так приятно смотреть. Нет, она не будет его уничтожать. Не может и не будет. Пусть останется воспоминанием.
Телефон с отсоединенной батареей и задней панелью валялся на постели. На вопрос, зачем было его разбирать, Хлоя ответить не могла, но включив его с час назад обнаружила около дюжины непринятых вызовов. Несколько из них совпадали со временем, когда она еще была в кофейне, а остальные… Кайл звонил ей. Уже после. Не унимается, не хочет понять…
Чтобы не терзать себя еще больше, было решено отключить его от греха подальше, но ведь так не может продолжаться вечно? Если не перестанет названивать, им придется снова говорить. А к этому Джонсон пока не готова. Да о чем речь — объявись он сейчас, вот прямо сейчас, она ведь пошлет всю свою решимость куда подальше и будь, что будет. Но он не объявлялся. Что ж, так даже лучше… Скорее бы Холден уже уехал. Так будет проще.
Вернувшийся домой мистер Джонсон застал дочь сидящей посреди комнаты, сгорбленной, спрятавшей лицо в ладонях и закрывшейся от всего и всех вуалью волос, а когда та подняла голову…
— О, нет, — интуитивно догадываясь, что к чему, вздохнул он.
— О, да… — отозвалась Хлоя, к которой уже неслась с объятиями счастливая Софи. Малышку нисколько не пугало не опухшее от слез лицо сестры, ни красные глаза, ни потухший взгляд.
Мужчина замер на пороге, не совсем понимая, что конкретно ему сейчас стоит делать или говорить. Одно дело — если дочь влюбилась, там только и нужно что сидеть, да ободряюще похлопывать по плечу. И кормить мороженным. Здесь же одним мороженным точно не отделаешься…
— Что случилось?
— Мы расстались, — ласково заправляя Софи растрепавшиеся пряди, отозвалась та.
— Потому что…
— Это правильно.
Эти слова, кажется, станут ее пожизненным девизом, но ничего умнее просто не приходило в голову.
— А кто…
— Я, — слушая вполовину уха щебетание малышки и рассказ о том, чем она занималась в саду, ответила Хлоя. Вежливо прервала ее, чмокнула в нос и поднялась на ноги. — Я его бросила… Извини, я ничего не приготовила. Сейчас что-нибудь придумаю.
— Не надо, — мистер Джонсон перехватил дочь за руку. — Я сам. Детка, лучше посиди… отдохни.
— И так целый день отдыхала. Нужно отвлечься.
Плохая затея. Очень-очень плохая затея. Тяжело готовить, когда из рук все вываливается, да и сама ты не очень уверено стоишь на ногах. Зато какой-никакой способ отвлечь мозг от посторонних мыслей. Так, что нужно? Достать сковородку. Мясо из холодильника, пусть сегодня будет ягненок. Овощи… пожарить овощи. Где масло? Протянутая к верхнему шкафчику рука дрогнула. Стеклянный кувшин вылетел из рук, разлетаясь на осколки и заливая все вокруг оливковым маслом.
На шум в кухню примчался отец.
— Я уберу, — в ужасе закрывая руками лицо, с трудом выговорила Хлоя. Опять? Да ладно? Она же уже все выплакала, там же больше нечему! — У-уберу.
— Хлоя, хватит, — отец требовательно притянул ее к себе. — Успокойся, я сам. Не переживай. Давно пора ее выкинуть. Она мне не очень нравилась. И вообще, может ну его, этот ужин? Давай закажем пиццу?
— Л-л-ладно, — утыкаясь в него, с всхлипываниями пробормотала та.
— Скажи, чем помочь? — поглаживая ту по плечам, растерянно спросил папа. — Вот во всем этом я точно не силен… Не знаю… хочешь новые туфли? Две пары? Или платье? Или все вместе? Давай устроим завтра день шопинга? Говорят, вам это помогает.