Квинтэссенция

Альма вспыхнула, вспомнив о том, как она разговаривала сама с собой, а ее увидели.

– Просто я довольно часто слышу это слово в последнее время, – пояснила она. – Даже не могу точно сказать, что оно означает.

– Я тоже, – сказал Хьюго. Он залез в карман рубашки, вынул оттуда ручку и крошечный блокнот на пружине, а потом протянул их ей. – Напиши, пожалуйста, свой адрес на первой чистой странице, – попросил он.

Альма понятия не имела, почему Хьюго передумал, но взяла ручку и блокнот и аккуратными синими буквами записала внутри адрес.

– Это на границе с заповедником, – уточнила она. – Рядом с Третьим Углом. Ты знаешь, где это?

– Я знаю заповедник, – ответил Хьюго. Он взял ручку и положил ее обратно в карман. – Нам, однако, стоит обсудить…

Прозвенел звонок, и у Альмы заколотилось сердце. Она почувствовала, что ей стало очень трудно дышать, и быстрым сдавленным голосом проговорила:

– В полночь, позади дома, в самом конце двора, на границе с лесом. Я буду ждать там.

И Альма побежала к выходу из школы.

Она надеялась, что Хьюго придет.

Глава 26

Каждую пятницу мама Альмы задавала ей один и тот же вопрос: «Есть какие-нибудь интересные планы на выходные, Альма-Лама?»

И, разумеется, каждую пятницу Альма отвечала: «Совершенно никаких».

Но сегодня, когда она забралась в машину и пристегнула ремень, у нее был заготовлен другой ответ.

– Не то чтобы есть, – сказала она, – но во вторник днем у нас будет еще одно собрание в астрономическом кружке. Лекция на тему звездной… нуклео… физики? Или типа того.

– Вау! – воскликнула мама. – Непростая тема! Ты… – она искоса глянула на Альму, – ты пойдешь?

Альма кивнула:

– Да, думаю, мне нравится астрономия. Очень нравится.

Мама расплылась в улыбке:

– Это замечательно. Правда замечательно, Альма-Лама-Динь-Дон.

Альма улыбнулась в ответ. Вот только после этого мама свернула налево, а не направо: вместо офиса они направлялись домой.

– Куда мы едем? – спросила Альма.

– Домой! – ответила мама. – Мы с папой решили сегодня поработать дома для разнообразия.

В любой другой день Альма обрадовалась бы, что ей не нужно сидеть в скучном офисе и выполнять под присмотром домашнюю работу. Но сегодня весь день она планировала, что посетит «Пятый угол», поэтому хуже этого ничего быть не могло.

Альма попыталась найти веский повод пойти в город, но ей ничего не пришло в голову. Оставалось только вывернуть шею и смотреть через заднее стекло, как башня «Пятого угла» становится все меньше и меньше, а они удаляются от нее все дальше и дальше.

Тем же вечером после ужина Альма достала квинтескоп. Вчера она почувствовала облегчение, обнаружив, что он не разбился после падения в астрономическом кружке, пусть даже там и тут появилось несколько новых потертостей. Сейчас Альма чистила конусы и стеклышки, несмотря на то, что им не нужна была повторная чистка. Она собрала составляющие воедино, а затем снова их разобрала. Собрала, разобрала. И так снова и снова, пока не научилась делать это без труда.

Занимаясь этим, Альма думала о красно-золотом свете, окутавшем ее, и о ярком свечении, оставшемся от Старлинг. Она думала о том, где сейчас может быть звезда и вернется ли она сегодня. Альма больше всего надеялась на это.

Родители уже отправлялись в спальню, когда она наконец аккуратно положила цилиндры обратно в подбитый бархатом футляр.

– Пора спать, Альма-Лама, – сказала мама.

– Сон очень важен, – добавил отец. – Помнишь, что сказал доктор?

– Помню, – ответила Альма. Она опустила крышку футляра квинтескопа и щелкнула застежкой. – Я готова.

Глава 27

А в «Пятом углу» Лавочник склонился над рабочим столом. Он отодвинул в сторону колесики и шестеренки часов, с которыми возился, и разложил перед собой бумаги, связанные с поиском: таблицы, буклеты, карты, которые в развернутом виде заняли бы всю комнату; календари, летоисчисление в которых начиналось задолго до того, как эта планета, созданная из капельки звездной пыли, вообще появилась на свет.

Большую часть этих бумаг Лавочник составил сам за свою долгую-предолгую жизнь. Но некоторые из записей были сделаны теми, кто упал раньше него, а совсем крошечную часть и вовсе написали Элементали – то есть люди.