КВН раскрывает секреты

6 часов вечера после объявления.Зал набит до отказа. На сцене, за столом, покрытым традиционным зеленым сукном, восседают члены комиссии. (Наверное, в первобытном обществе, пока не изобрели стол, заседания родовых комитетов проходили на зеленых лужайках. Иначе откуда взялась эта дремучая тяга не к белому и не к синему, а именно к зеленому сукну?).

На лицах членов комиссии можно без труда прочесть всю важность предстоящего им дела. Несколько свободнее, видимо, чувствуют себя два приглашенных со стороны служителя Мельпомены.

Наконец начинают входить испытуемые.

Легендарный экзамен по сопромату блекнет перед градом перекрестных вопросов, которыми члены комиссии осыпают будущих защитников институтской чести.

По истечении пятого часа, после бурных дебатов, большинством в один голос была одобрена кандидатура одиннадцатого участника команды.

Еще через час был принят приказ ректора. Он гласил:

ПРИКАЗ № 171/У

Идя навстречу пожеланию студентов и сотрудников, приказываю:

§ 1. Создать при Научном студенческом обществе секцию КВН.

§ 2. Организовать команду КВН в составе, утвержденном конкурсной комиссией (список прилагается).

§ 3. Назначить капитаном команды студента VI курса тов. Э. Р. Удицкого.

§ 4. Художественное руководство деятельностью команды возложить на заведующего хозяйственной частью тов. Костоломова.

§ 5. Об исполнении доложить.

  Ведущие.Так, или приблизительно так, рисовалось магическое посвящение в члены Клуба веселых и находчивых нашим коллегам Кириллу Иванову, Игорю Когану и Юрию Попову в те далекие времена, когда они просто сидели у телевизора и были обычными зрителями.

А как это было на самом деле?

Глава VIII СТРАНИЦЫ ИЗ МЕМУАРОВ

Кирилла Иванова, Игоря Когана и Юрия Попова в бытность оных членами команды Московского физико-технического института, победителями первенства КВН-62, авторами нашего клуба, ныне…

Однажды после очередной передачи Клуба веселых и находчивых, когда мы были еще просто телезрителями, кому-то пришла в голову мысль:

— А не попробовать ли и нам свои силы?

Эта мысль, поначалу показавшаяся невероятной, со временем окрепла. А почему бы ей было не окрепнуть?

Но как поступить практически? Написать в редакцию? Ну, кто там это письмо будет читать?! Им небось по сотне писем в день приходит; прочтут парочку, а остальные — в корзину. То, что в каждой редакции обязательно есть большая корзина, в которой находят последнее пристанище плоды столь распространенного ныне племени непризнанных гениев и менее многочисленной, но еще более плодовитой секты графоманов, — это мы хорошо знали.

Позвонить по телефону? Ну, кто с нами станет разговаривать! Им небось каждый час по сотне таких звонят… А ведь бросить трубку еще легче, чем письмо в корзину.

А все-таки? И мы позвонили.

Действительность, как говорится, превзошла все наши ожидания. Или, правильнее сказать, опрокинула все наши представления.

Нас выслушали. Более того, нам предложили принять участие в очередном состязании. Через десять дней. Сгоряча мы даже не сообразили, какой это мизерный срок. Наверно, если бы нам предложили выступить завтра, мы бы с радостью согласились.

Это было невероятно. Но это было.

И вот телефоны трубят большой сбор. По «пионерской цепочке» экстренно собираются человек пятнадцать, знакомых друг с другом по совместной работе над капустниками, стенгазетами, по участию в самодеятельном Малом театре смеха. Наступает день, когда мы все вместе подходим к воротам, за которыми высится знакомая ажурная башня Московского телецентра.

Первое посещение телевидения — как первое причастие. Мало кто знает теперь, что это такое, но так уж принято говорить и особенно — писать.

Шуховская башня, которую можно потрогать рукой, — так она близко; кучи всевозможного разнокалиберного деревянного хлама — декораций, размалеванных задников и прочего загадочного реквизита; деловитые молодые люди, снующие по этажам; наконец, непрерывное ожидание того, что вот сейчас из-за угла выйдет Леонтьева, а в буфете можно оказаться за одним столиком с «самим» Балашовым, — все это приводит нас в состояние некоторой экзальтации, заставляет быстро и много говорить и преувеличенно громко смеяться.

Но в комнату редакции мы входим присмиревшие, сбившись в кучу, чтобы — как в песне — друг друга чувствовать плечо.