– Я вот всё думаю… то есть, ты считаешь, что должно оставаться некое чудо? Что-то неизвестное… – Ярослав нашёл время, чтобы опять пофилософствовать.
– В некотором смысле да, – а Егор не против.
– Но зачем? Зная, как устроен мир, можно большего достичь.
– Не стоит грузить свой мозг. Некоторые вещи действительно лучше не знать. Меньше знаешь – крепче спишь. Не так ли?
– А пока не узнаешь, вообще хрен уснёшь.
– Это уже личный уровень любопытства каждого.
– А разве ты не любопытный? Каждому человеку это свойственно. Познавать…
– Уверен, что каждому?
– А, да… кроме обывателей… Но ты ж не такой.
– Ты знаешь, как работает танк? Знаешь, из чего сделан твой меч? Знаешь точный состав снега под нами? Что-то ты не слишком стремишься это узнать…
– Урыл, ничего не скажешь.
– Не всё ж тебе мастером-мыслителем быть. Кстати, твоя философия очень похожа на… забыл какой -изм. На языке вертится…
– Не-не-не. Только без этого. Систематика мировоззрения… это глупо. Не люблю я этого.
– Почему же? А как же тяга к познанию?..
– Слишком субъективное понятие. Загонять мысль в систему… это слишком. Главное, как ты мыслишь. Если ты хочешь сравниться с кем-нибудь во взглядах, то стоит обсудить конкретно интересующий вопрос. Политические взгляды… ещё да. В этом есть некий смысл, чтобы люди могли объединяться. И то люди с одними политическими взглядами очень разные. Один понимает так, другой по-другому. А теперь что в просто жизненных взглядах… Это ж полный бардак. Так что… это как раз-таки то, что просто должно быть…
– Да… тут ты тоже прав.
Они просидели некоторое время в тишине.
– Знаешь, а мы ведь ни разу не говорили с тобой о противоположном поле… – начал Егор.
– Мы и не так долго с тобой знакомы… – угрюмо ответил Ярослав. – Просто физически не успели.
– Твоё выражение лица…
– Что? – Каргин сразу схватился руками за лицо, но нащупал лишь шлем. – Ах ты су…
– Тебя выдал голос, поза…
– Нашёлся психоаналитик тут…
– Я писатель. Я вижу людей. И вижу, что эта тема для тебя болезненная…
– Не сложно об этом догадаться.
– Ну да. А вот что конкретно… Поначалу думал, что тебе нравится Вика… Ну, она тебе симпатична, но это не любовь… Я ведь прав?
– Прав-прав…
– Тяжеловато без мимики читать… Она умерла?..
– Кто? – спросил Ярослав просто для того, чтобы немного запутать собеседника, хотя он прекрасно понимал, о ком речь.
– Та, которую ты любил.
– Может, и умерла. Для меня уже точно…
– Вы расстались?
– Можно и так сказать.
– Почему ты не хочешь говорить прямо? Почему все эти неопределённости?
– Потому что, мой дорогой друг, ни в чём никогда нельзя быть уверенным окончательно.
– Тоже верно… Но… она вообще жива?
– Да не знаю я! Не знаю! – закричал Ярослав, сильно дёрнувшись. Потом продолжил спокойно: – Я не знаю. Наверное, умерла. Те места, где она могла быть, уничтожены.
– Но всё равно же есть вероятность выживших на тех территориях?
– Есть. Но крайне низкая.
– То есть, она может быть и жива?
– Может быть. Да какая разница: жива или не жива?
– Знаешь ли, разница огромная…
– Разница есть, когда человек есть. Вот ты тут сидишь, и есть разница: жив ты или мёртв. Мёртвым ты бы мне нервы не трепал.
– Но ведь она тоже часть твоей жизни, – Егор сделал вид, что пропустил последнюю фразу мимо ушей.
– Да, часть. Но часть прошедшего. Вот ты часть моей жизни, настоящего. Ты присутствуешь здесь и сейчас. А она не присутствует здесь и сейчас. Она из прошлого. Она часть моей жизни, но уже архивная…
– И хочешь сказать, разницы абсолютно нет: жива она или мертва?
– Если она ни в каком виде больше никогда не появится в моей жизни, то нет. Разницы нет.
– А если появится?
– А если появится, то разница будет: труп она или нет.
– Ты хочешь этого…
– Чего? Чтобы она умерла?
– Чтобы она появилась в твоей жизни. Ещё раз. Неважно, живой или нет.
– Не знаю, – Каргин сжал кулаки, – может, и хочу. Сейчас это не имеет значения.
– Всё имеет значение. Это твоё состояние…
– Вот именно, что моё. Не её и, уж тем более, не твоё…
Вот эту реплику Олдман уже не вынес, она его задела: человек сам изволил взять его под крыло, разговаривать, общаться, а тут отторгает. Да и Каргин почувствовал вину, что случалось редко. Но не извинился. Сначала хотел поймать момент на долях секунды, но, как ему показалось, проворонил, и уже не решился сказать слово. Момент храбрости потерян, голос пропал.
– Я… – чуть ли не плачуще начал Ярослав, но сжал руку в кулак, наклонившись к нему. – Она и не любила меня… Понимаешь? Просто игрушка…
– Серьёзно? То есть ты, как ты себя называешь, высокодуховный человек, повёлся на очередную, я извиняюсь, шалаву, и тобой пользовались?
– Нет, всё было сложнее. Она не такая. Она действительно, наверное, была моей мечтой. Вот только я ей был… если по факту, то друг. Она и сама думала, что это любовь, но нет. Я всего лишь отвлекал её от боли прошлого…
– Добровольно?
– Что?
– Добровольно отвлекал?
– Не зная. И она не знала.
– Получается, она была твоим идеалом, но ты не был её идеалом?
– Ну, типа того. Хотя с другой стороны, если так получается, то она не мой идеал. Идеал вообще нельзя точно обозначить.