-- Дядюшка, милый, дорогой, ну, прошу вас -- пусть он уедет, раз он сам предлагает, -- настойчиво твердила она.
Ее ласковый, но полный тревоги голос, ее упорство подействовали на Бретта.
-- Ты совсем потеряла голову, -- сказал он уже менее резким тоном. -Да отдаешь ли ты себе отчет в том, что... Пойди-ка лучше отдохни, а завтра, когда одумаешься, мы вернемся к нашему разговору.
-- Зачем, пусть она все выскажет сейчас...
Бретт вздрогнул, увидев, как Квота ласково улыбается Флоранс.
-- Я ее прекрасно понимаю, -- продолжал Квота, -- и не могу на нее сердиться. Неудивительно, что мои слишком реалистические взгляды на жизнь привели в смятение столь чувствительную натуру.
Флоранс по-прежнему не обращала на него внимания. Она обняла дядю Самюэля.
-- Дядя... Любимый мой дядюшка, послушайтесь меня. Сейчас вы богаты, и, вот видите, я, -- Флоранс повернулась к Квоте, -- благодарю его за это: спасибо, Квота, большое, большое вам спасибо. А теперь, дядюшка, милый, умоляю вас, пусть он уедет! Чего вам еще надо? Стать еще богаче? А зачем? Что вы сможете приобрести такого, чего у вас еще нет? Третий типофон? Четвертое пианино? Шестой автомобиль? Или вы собираетесь коллекционировать ваши дивиденды, как филателист марки? Или на манер Эстебана коллекционировать часы и умывальники? Неужели вы не видите сами, какое будущее ждет нас всех, если этот человек не прекратит свою деятельность?
-- А ты знаешь, что нас ждет, если он прекратит? -- В голосе Бретта снова зазвучал гнев, и Флоранс опешила. -- Всего два года пробыла в Европе -- и уже забыла азы нашего ремесла? Коммерция беспощадна -- "Кто не движется вперед, тот отступает назад". Либо иди вперед, либо подыхай! Замолчи! Мне осточертели твои интеллигентские разговорчики!
-- Но я же молчу...
-- Слава богу! Еще бы посмела спорить со мной! Знаем мы вас, идеалистов, софистов и иже с ними! Экономику на одних добреньких чувствах не создашь! Скажи, хоть когда-нибудь, еще со времени египетских пирамид, кто-нибудь из вас, из таких вот благородных, как ты, из вас, кичащихся своим добросердечием и чистой совестью, кто-нибудь из вас спас народы от голодной смерти? Вот уже сорок веков такие, как ты, торгуют воздухом, красивыми словами, а я тем временем продаю вполне конкретный, реальный товар -комфорт, счастье, здоровье детей, радость жизни. Знаешь, что будет, если наша торговля замрет? -- продолжал греметь Бретт. -- Я сразу же прогорю, это уж бесспорно. А если уедет Квота, моя торговля замрет! Значит, снова начнется безработица, нищета. Ты этого хочешь?
-- Дядя, родненький, не сердитесь, -- мягко проговорила Флоранс, когда Бретт остановился, чтобы перевести дух. -- Но умоляю вас, взгляните трезво в лицо действительности: что вы называете комфортом? Квартиры, забитые всякими немыслимыми вещами доверху, так что они чуть из окон не вываливаются? Вы называете счастьем жизнь автоматов, в ужасе мечущихся по магазинам, лишь бы выполнить обязательную норму покупок? Вы называете радостью жизни смертельную скуку, которой охвачены эти превращенные вами в идиотов люди, да им уже ничего не хочется, они набрасываются -- как и вы сами только что -на чесательный порошок, чтобы всласть почесаться, словно обезьяны, взгрустнувшие в неволе. Возьмите хотя бы беднягу Эстебана...
-- Эстебана?
На сей раз Флоранс перебил Каписта. Он слишком долго сдерживал себя, и наконец терпение его лопнуло.
-- Эстебана! Вот именно -- Эстебана! -- восклицал он. -- Ну-ка, позовите его сюда, и мы посмотрим. Нет, да вы соображаете, что говорите!
Каписта подошел к двери, распахнул ее и крикнул:
-- Эстебан! Эстебан! -- и, повернувшись к Флоранс, добавил: -- Сейчас вы услышите, что он вам ответит!
-- Эстебан, -- сказал Каписта несколько секунд спустя, стараясь говорить как можно спокойнее, -- приготовьте чемоданы, чтобы упаковать вещи сеньора Квоты.
-- Сеньор Квота собирается попутешествовать?
-- Да. Он снова будет преподавать в колледже Камлупи.
-- Но он... не покинет нас насовсем? -- с беспокойством глядя на Квоту, спросил Эстебан.
Квота сделал шаг вперед.
-- Боюсь, что придется вас покинуть, Эстебан, -- с усмешкой проговорил он. -- Мои ученики меня ждут.
Эстебан переменился в лице. Он побелел.
-- Значит, вы уезжаете насовсем?
-- Боюсь, что так, -- ответил Квота. -- Моя работа здесь кончена, дела идут хорошо, видимо, можно обойтись и без меня...
-- Ну уж нет, -- прервал его Эстебан хриплым от волнения голосом. -- Ну уж нет, -- повторил он, -- вы не можете уехать! Дела, дела, как будто, кроме них, ничего и нету! А мы, а наша заработная плата, наши пятницы и все прочее? Конечно, ваши ученики -- они и есть ваши ученики, но мы тоже имеем на вас права!..
Эстебан даже весь побагровел от сдерживаемой злости, он притопывал ногами, сжимая и разжимая кулаки.
-- Ежели желаете знать мое мнение, -- кричал он все громче и громче, -то вот оно: когда вы от нас уедете, что-нибудь непременно произойдет, начнется революция, уж поверьте мне! Люди, чего доброго, спалят ваш колледж, слово даю. И я, глядишь, буду в первых рядах поджигателей!