Кыш и я в Крыму

– Мы верим. Успокойся, – сказал Сева. – Только обидно. Мы ведь из-за тебя второго упустили. Не погнались за ним.

– Ничего. Не уйдёт далеко. Так даже меньше мороки. Пусть их милиция по фотокарточке ищет. Мы их щёлкнули с поличным. Главное сделано, – успокоил всех Сергей Иванович.

– И сачок – доказательство, – добавил я. – Он около кустов валяется.

Оказывается, «Старика» и Жеку хотели взять в тот момент, когда они первый раз закинули сачок в пруд. Но взрослые не успели зайти с двух сторон, потому что Сева раньше времени крикнул: «Стой!», а Симка защёлкал вспышкой.

«Старик» с сачком убежал. Жеку поймали, но он со связанными руками скрылся в темноте, когда меня хватились и начали искать. Я же ничего не видел и не слышал, думая только о том, чтобы быстрее спасти золотую рыбку. Но дело было сделано.

– Никуда они не уйдут, – захватив с собой сачок, сказал Сергей Иванович. – Не унывайте. Спасибо тебе, Алёха!

53

Я промолчал и вообще всю дорогу до дома шёл молча, вспоминая свой разговор с Пушкиным и то, как он запросто и смешно отвечал на все мои вопросы.

Но какой же я был дурак, что вместо вопроса, писали ли раньше на задках карет «Не уверен – не обгоняй!», не спросил у Пушкина, какие сказки он собирался сочинить, если бы не та проклятая дуэль.

– Э-эх! – сказал я вслух от злости на себя и от досады.

– Не горюй, Алексей, – хлопнул меня по плечу Сева, – всё вышло как надо.

– А кто же всё-таки бежал с тобой рядом? – спросил Сергей Иванович. – Загулявший отдыхающий?

– Это был Пушкин! Поняли? Пушкин! – ответил я. – И мне вас всех жалко!

– Почему это тебе нас жалко? – спросил Сева.

– Потому, что вы не верите в чудеса! Вот почему! – сказал я, не попрощавшись, повернул налево и пошёл к нашему дому.

Недалеко от него под стеной из каменного жерлышка всегда текла струйка воды. Я намочил в ней платок и, подойдя к нашей калитке, выжал воду на петли, чтобы они не заскрипели и не разбудили маму…

Дома всё было тихо. Только Волна спрыгнула с подоконника, но на Кыша не напала, а в сторонке горели жутким зелёным светом её глаза.

Вера крепко спала, закинув руку за голову.

Я осторожно её растормошил. Она долго растирала кулаками глаза и соображала с глупым видом, где находится. Потом спросила:

– Поймали?

Я кивнул и знаками попросил её побыстрей уйти. Вера беззвучно захлопала в ладоши и слезла с раскладушки.

– Спасибо, – шепнул я и, не удержавшись, поделился: – Я с Пушкиным разговаривал… честное слово!

Вера махнула рукой и на цыпочках побежала к калитке. Я, уже не боясь скрипа пружин, забрался под одеяло и, не успев ни о чём подумать, заснул как убитый.

54

Утром мама снова с трудом разбудила меня и Кыша и спросила:

– Почему ты спишь одетый? Доброе утро!

– Было холодно. Доброе утро! Вот я и… А-а-а! – зевнув, сказал я, вскочил и побежал умываться.

В голове моей всё, что произошло за несколько крымских дней, было перемешано, и я никак не мог, вспомнить, что должно произойти сегодня утром. Потом, окатившись холодной водой, сообразил: Василий Васильевич! Ведь он обещал зайти за мной и взять на операцию по исправлению Феди! Может, он догадался, что я выследил их обоих?

– Мам! – сказал я. – Мне тоже надо, как папе, побольше бегать и развивать мускулы, чтобы потом не пришлось разъезжать по домам отдыха и помирать от скуки. Я пробегусь до завтрака. И Кыш тоже. Ночью ничего не произошло?

– Тьфу-тьфу! Как твоя крапивница? Покажись.

– Всё нормально. Прошла на свежем воздухе. Надо теперь спать на улице каждый день.

– А если ночной дождь?

– Купи прозрачную скатерть, и будем меня ею накрывать, – сказал я. – Кыш! За мной!..

55

В «Кипарисе» до завтрака отдыхающие делали на спортивной площадке зарядку. Одни занимались с гантелями, другие – подтягиванием на турниках, третьи растягивали эспандеры. Феди среди делавших зарядку не было. А папа и Василий Васильевич прыгали со скакалками. Увидев меня, папа заулыбался, застеснялся, перестал скакать и крикнул:

– Отойди и жди у корпуса! Не мешай.

Василий Васильевич подошёл и успокоил меня:

– Всё откладывается… Он получил телеграмму, которая спутала все его планы… Жди. Я всё помню. – Он снова пошёл скакать через прыгалку.

Мы с Кышем проведали павлина. Он клевал из миски варёную морковку и свёклу. Кыш подошёл, обнюхал его со всех сторон, облизнулся и посмотрел на меня:

«Никогда не съем эту птицу!»

– За то, что ты воспитанная собака, я тебя хвалю. А за то, что ты ночью побоялся побежать за преступником… мы ещё об этом поговорим!

Я сел на скамеечке около главного входа, чтобы вспомнить ночные события, но не успел. Корней Викентич вышел из корпуса, держа под руку расстроенного Федю, и душевно говорил ему:

– Не отчаивайтесь. Жена по-своему права. Войдите в её положение. Знакомы вы с псом без году неделя. И расстанетесь без особых душевных травм.

Я подошёл к Корнею Викентичу и сказал:

– Доброе утро! Я пришёл, чтобы спросить, как дела у нашего папы.

– Он начинает обретать человеческий облик. Он удивительно упрям. Главное – не мешать ему.

– Наоборот: мы с мамой будем рады, если вы ему прибавите нагрузки.