Да, я не ошибся, в ящике стола, самом нижнем, а потому редко используемом, в углу завалялся плесневый сухарь, вот его я и принес естествоиспытателю. Лангсдорф недоверчиво оглядел доставленное, потом меня, мол "это что?" А я в стеклянной чашечке смыл с руки чуть воды, предложил кивком головы ученому проверить на микробы и, когда тот утвердительно склонил голову, отломил кусочек сухаря, наиболее заплесневелый и сунул туда, поясняя по ходу: - Григорий Иванович, через пару часов ещё разок проверьте сию пробу на микроорганизмы и приходите обсудить, а мне сейчас недосуг, нужно ещё записи экспедиционные подбить.
Лангсдорф ворвался ураганом через час пятьдесят минут, не вынесла душа поэта от науки, с выпученными глазами: - Господин командор! Ваша Светлость! Николай Петрович! - доктор явно не находил слов от возбуждения: - Это как, а?! Откуда!? Нет, откуда сие Вам известно!?
- Да оттуда же, откуда про то, как микроскоп Левенгука изготовить: в юности, знаете ли, в родительском поместьи, поддался моде на науку, вот из любознательности и... Но это, Григорий Иванович, не самое главное... - подпустил в голос таинственности я.
Учёный, простая душа, клюнул, подался вперёд: - А что?
- А то, Григорий Иванович, как вещество, которое несомненно образует плесень, с организмом человека взаимодействует. Спирт, видите ли, убивает не только бактерии, нои, к сожалению, нашу плоть, поэтому-то от него так щиплет раны. А вот это вещество из плесени нам безвредно. Мне тогда не удалось его выделить, опыта у вьюноши, сами понимаете, - я доверительно понизил голос и наклонился к натуралисту, - с "гулькин нос"...
Учёный "попался на наживку": - Так давайте я попробую! А открытие, Вы уж не перечьте Николай Петрович, останется за Вами!
А я и не думал перечить, поправил лишь: - Григорий Иванович, ну уж нет, я открыл, да, но Вы доведете его до ума, так что мы с Вами должны оба числиться в первооткрывателях, и не спорьте!
Лангсдорф выглядел весьма довольным и долго уговаривать себя не заставил.
- Послушайте, Григорий Иванович, а как там наши раненые? Как Филимон главное? - переключил я разговор на иную тему.
- Мается от безделья. И, по-моему, жутко страшится соседей французов. Ох и здорово Вы, Господин командор, перебитую бедренную кость ему сложили да зашили! Вы где-то врачебную науку постигали?
"Постигал, постигал", - горько усмехнулся я про себя, - "Знал бы ты, где и как я её постигал... Нет, на занятиях по медподготовке нас натаскивали на оказание первой медицинской помощи. Но мы там больше дурачились друг перед дружкой, никто из нас не верил всерьез, что придется когда-нибудь эти знания применить. Помнится, обработку переломов, уколы, искусственное дыхание мы отрабатывали на манекене. Лишь раз, в поле на стрельбище на товарищах. И никогда не забуду, как в одной африканской стране за ночь произошел военный переворот, а мы с напарником уводили в наше посольство живших на окраине города жен и детей посольских. А негры во всю радостно охотятся за белыми. Как напарнику обломком кирпича перебило запястье, он весь бледный, в поту, но терпит. Вот тогда-то мне вживую и пришлось складывать кости... А они противно скрипят и никак не желают вставать на место... Бррр!"
А вслух сказал: - Пойдёмте, глянем как они
Парень на нижней койке в каюте лазарета, лицо изможденное. Я его прекрасно понимаю, постоянно лежать на спине, которая давно затекла... Я постучал по загипсованной ноге - вот и тут гипс пригодился: - Ну как ты, Филимон?
- Скушно, барин, - глухо выдавил матрос.
Да, тут с ума от скуки сойдёшь, я оглядел каюту, ни телевизора, ни смартфона. А если всерьёз, то вон карты лежат, видно товарищи принесли.
конечно заходили его сотоварищи, но лежать круглые сутки без движения всё-равно, я это по себе знаю, очень натужно, выматывает, утомительно и после разговора с Хвостовым, когда он пожаловался на то, что матросы, свободные от вахты, бузотерят от безделья, часть Я занял физическими упражнениями. А другую часть увлек: мы взяли струганную доску, расчертили её под шахматную и нарезали шашек разного цвета: коричневого и белого и теперь матросы резались в них в своей кают-компании, да и в каждом кубрике была такая доска и шашки. Но ведь не будет же Филимон сам с собой играть. Можно конечно,но какой в этом интерес.
А французы, которые лежат с ним в одной каюте, хоть уже и не смотрят волками, отошли, но пока русского языка как следует не понимают, хотя в шашках разобрались влёт и меж собою режутся азартно как все южане: по-своему громко картавят, руками размахивают, несмотря на то, что у Луи, оружейника сломанные рёбра стянуты тугой повязкой.
К тому же в шашки удается играть только в штиль, а чуть волнение, так и держи их, а не то рассыплются: магнитиков, как в 21 веке, нет, а провертеть дырочки в доске, а на шашки приладить шпиньки чтоб не скользили, так игра утрачивает прелесть.
Так что сам с собою не поиграешь, а соседей по каюте Филимон пока страшится, я заметил заткнутый под подушку нож, кивнул: - А это тебе зачем?